Неожиданная Россия. XX век
Шрифт:
Человеческие сферы бытия при войне на таком холоде куда прозаичнее. Отмороженные носы, пальцы рук и ног, но главным образом обмороженные мужские пенисы – одна из самых распространенных небоевых травм у обеих сторон. Люди сражались много недель посреди зимней тайги, и в силу физиологических потребностей от таких обморожений не всех спасала даже тёплая одежда.
«Мороз застучал в штаны, пришлось разрезать одно одеяло. Куски меха засовывали в ширинки» – вспоминает военный быт якутской зимы 1923 года один из участников боёв. Одеяло имеется в виду, естественно, якутское – из тёплого меха, обычно заячьего.
Но та зима отличалась ещё и особенно глубоким снегом. И по этой снежной целине, проваливаясь в неё по пояс, а то и по грудь, отряды «белых» и «красных» проходили многие сотни вёрст. Впрочем, с обеих сторон воевали люди опытные, быстро нашедшие лучший алгоритм такого марша.
Обычно впереди пускали десяток-другой всадников, верхом на самых сильных оленях, чтобы прокладывать тропу в снежной целине. Как вспоминал один из участников боёв: «Даже в марте снег был настолько глубок, что, сидя верхом на олене в конце длинного каравана иногда из 60 животных, седок загребал его коленями…» Без множества оленей походы Пепеляева и его противников вообще были невозможны – эти животные для той войны стали стратегическим оружием.
Следом за всадниками на рогатых «скакунах» двигались оленьи упряжки с припасами. И только после них месила умятый снег пехота – в конце гражданской войны было плохо с обувью, ту, что имелась, быстро приводили в негодность долгие таёжные походы, и большинство обматывало ноги шкурами всё тех же оленей.
Как вспоминал Иван Строд: «Оленей во время остановок отпускали совершенно свободно отыскивать свой незатейливый корм в виде мелкого мха-ягеля, который они ловко добывали из-под снега копытами передних ног. Иногда за ночь они удалялись от лагеря верст на семь и более…» Если отрядам приходилось спешить, что на войне особенно часто, то олени за ночь не успевали ни поесть, ни отдохнуть – и начинался «падёж», отмечавший пройденный путь телами умерших животных.
Вот как Иван Строд описывает типичный зимний марш: «Длинной вереницей растянулись наши олени, характерно пощелкивая на ходу копытами своих тонких стройных ног. Узкие и длинные нарты неслышно скользят по только что развороченной целине девственного снега. От дыхания бегущих животных пар садится и замерзает белым инеем на одежде бойцов. Мороз залезает в рукавицы и, как иглами, покалывает пальцы рук, зябнут и ноги… Часто, чтобы разогреться, приходится версту-другую бежать».
Периодический бег – еще одна характерная деталь зимних маршей на морозе ниже сорока по Цельсию. Иначе люди замёрзнут даже в самой тёплой одежде. Так что половину Якутии «белые» и «красные» не прошли, а в прямом смысле пробежали.
Неприступная крепость из навоза
Не меньшие трудности ждали бойцов и после тяжких переходов, на привалах и ночёвках. Строд вспоминает «промерзшие, твердые, как дерево, буханки ржаного хлеба». Их разрубали топором, и чтобы согреть «клали чуть ли не в самый огонь». В морозные ночи под открытым небом не спасали даже костры. «Было так, – вспоминает Строд, – пока один бок, обращенный к огню, греется, другой пронизывает ветер. Часто приходилось переворачиваться. Забудешься на часок-другой, потом снова проснешься, и так всю ночь – и спишь, и не спишь».
Но любые тяготы походов меркли перед ужасом боёв в ледяной тайге. Промороженная земля не давала возможности рыть окопы, и чтобы укрыться от вражеских пуль сражавшиеся в зимней Якутии придумали укрепления из… навоза.
Книга Юзефовича хорошо описывает эту нигде больше невиданную особенность той войны: «Бруски замороженного конского и коровьего навоза – балбахи (балбах по-якутски «навоз»). Якуты копят их в течение года, а весной используют как удобрение… Балбаха представляет собой плиту длиной приблизительно 70 см, шириной и толщиной – 15–20. Пепеляев говорил, что пуля не пробивает две положенные рядом балбахи; по наблюдениям Строда, как раз два таких бруска пуля и пробивает, третий раскалывает, четвертый остаётся неуязвимым. Разбить четыре слоя балбах можно лишь сосредоточенным пулеметным огнем».
Из таких «балбах» в пять-шесть слоёв строили невысокую стенку с бойницами, присыпая снегом и поливая водой. Суровые морозы давали стойкость цемента таким необычным укреплениям – и белые, и красные по привычке называли их «окопами».
В феврале 1923 года за такой стенкой из навоза, сооруженной на небольшом пятачке вокруг якутской избушки, отряд Строда почти три недели отражал атаки бойцов Пепеляева. «Окоп» был невысоким и всё это время оборонявшиеся могли передвигаться по мёрзлой земле в лучшем случае на четвереньках. К исходу осады у тех, кто не был убит, нестерпимо болели колени и локти…
Война на морозе дала еще один страшный материал для строительства укреплений, когда спустя неделю пулемётный огонь разрушил в некоторых местах стенку из навоза. Иван Строд описывает это так:
«Нужно было как-то восстановить укрытие. Но чем? Никакого материала у нас нет.
Спрашиваю:
– Сколько во дворе имеется убитых?
– Наших человек пятьдесят. А с белыми больше ста будет.
Выручили мертвые. Мы решили из трупов убитых построить баррикады. Но для этого пришлось ждать ночи…
Всю ночь исправляли красноармейцы разрушенные окопы. Подтаскивали замерзшие, обледенелые трупы, примеряли, переворачивали, укладывали рядами, заменяли один труп другим.
– Этот длинный – не подходит. Тащи покороче. Вот бери того – кажется, Фёдоров…»
За ночь проломы в навозных стенках заложила трупами друзей и врагов. Скованные морозом тела защищали от пуль. Война приобрела инфернальный оттенок: «Звякали пули о мерзлые тела, отрывали пальцы, куски мяса, попадали в голову. От удара пули голова раскалывалась, и внутри был виден серый окостеневший мозг. Труп вздрагивал, некоторые падали наземь. Их клали обратно…»
«Это не хорошо, братья…»
На фоне этого ужаса, особенно потрясает поведение сторон – враги, сцепившиеся в смертельной схватке на губительном морозе, необычайно рыцарственны и даже любезны друг с другом. Никто не расстреливает и не пытает пленных, что было нередким в гражданской войне. Подчёркнуто гуманное отношение к пленникам – это норма боёв в Якутии зимой 1923 года. К этому моменту Пепеляев и Строд, как и многие их соратники, сражаются непрерывно седьмой год, если считать от начала Первой мировой войны. Они не только устали от зверств, но и понимают, что любая немотивированная жестокость только усиливает сопротивление противника и отдаляет победу.