Неожиданное наследство
Шрифт:
При виде Кристины Соня воскликнула:
– Ах, вот и ты, дорогая! А мы уже начали беспокоиться, не случилось ли с тобой чего. Твоя очаровательная племянница о нас позаботилась.
Она встала, и Кристина пошла к ней навстречу.
– Соня, прости меня. Дикая случайность. Автобус…
Кристина резко замолчала, заметив краем глаза, что встает еще один гость, мужчина, сидевший спиной к двери на диване. Он поднимался медленно и повернулся как раз в тот момент, когда Кристина поравнялась с диваном. Она посмотрела на него, и у нее перехватило дыхание, а внутри появилась какая-то странная дрожь. В следующее мгновение
– Гарри!
Глава 18
Кристине показалось, что комната закружилась. Сделав над собой усилие, она взяла себя в руки.
Да, это был Гарри, но сильно изменившийся. Он стоял перед ней с улыбкой на лице, с той самой улыбкой, которая в прошлом очаровывала и влекла к нему десятки женщин. Но сейчас это была улыбка старика: между губами виднелись фальшивые зубы, носогубные складки углубились, кожа вокруг глаз собралась в мелкие морщины. Да, Гарри состарился. Это казалось невероятным, невозможным, но это было так. Перед ней стоял старик с морщинистой шеей, с проплешиной на макушке, с выступающими на руках – что показательно – синими венами.
– Я думал, ты удивишься, когда увидишь меня, – сказал Гарри, протягивая ей руку.
Голос Гарри был прежним. Кристина почувствовала прикосновение его ладони и немного успокоилась, поняв, что он тоже волнуется.
– Я знала, что ты никогда не догадаешься, кого я к тебе везу, – сказала Соня, которая уже села обратно на стул и теперь прижимала руки к груди. Вероятно, подумала Кристина, это должно выражать крайнюю степень восторга. – О, какой трогательный момент! Два дорогих друга встречаются после многих лет разлуки. Что может быть прекраснее?
Она задала этот вопрос всей компании – мальчикам, сидевшим с открытыми ртами и расширившимися глазами, Элизабет, которая явно была озадачена. Кристине казалось, что детали этого мгновения навечно отпечатались у нее в памяти: Элизабет с серебряным чайником в руке, красивая настолько, что дух захватывает, но слегка взволнованная; Дональд, обычно такой сдержанный, а сейчас изумленный; Питер и Дэвид, наблюдающие за Соней с таким видом, будто они вдруг стали участниками какой-то дикой пантомимы. «И разве можно осуждать их за это? – подумала Кристина. – Все это нереально, неестественно, трудно поверить, что это происходит здесь и со мной». Справившись с собой, она обратилась к Элизабет, очень надеясь, что ее голос звучит нормально и невозмутимо:
– Я рада, что ты приготовила для всех чай, дорогая. Ты нальешь мне или мне самой?
Элизабет улыбнулась ей.
– Налью. Вы, тетя Кристина, наверное, устали.
Что-то в голосе девушки дало понять Кристине, что та понимает, какой шок испытала тетка. Ее искреннее сочувствие согрело и успокоило Кристину. «Надо быть поосторожнее в присутствии детей», – подумала она, садясь за стол. Потянувшись за сэндвичем, она вдруг обнаружила, что рука дрожит, и быстро спрятала ее под стол.
А Соня продолжала говорить:
– Мне кажется, Кристина, дорогая, само Провидение свело нас с тобой в тот день в Мелчестере, потому что тем же вечером, когда я приехала домой, я обнаружила, что меня ждут. И отгадай, кто это был. Гарри! Гарри после стольких лет вернулся из Америки. «Странная штука судьба, – сказала я ему, – ведь только сегодня мы разговаривали о тебе». И мы решили – он и я, – что приедем к тебе и устроим тебе сюрприз. Это же так восхитительно!
Кристина поняла, что от нее ждут ответа.
– Действительно, сюрприз получился, – сказала она и, повернувшись к Гарри, спросила: – Ты давно вернулся из Америки?
Вопрос был обыденным и банальным, однако Кристина не могла общаться с ним как с чужим человеком, она вдруг стала косноязычной, не могла найти нужные слова и в его присутствии чувствовала себя глупой и неуклюжей.
– Примерно полгода назад, – ответил Гарри.
Он произнес это быстро, как будто его совсем не интересовала эта тема. Приглядевшись, Кристина все поняла. Ему не везет. Она слишком хорошо знала эти признаки: потертые манжеты, с которых аккуратно ножницами срезаны торчащие нитки; треснувшая кожа на ботинках, которые начищены до зеркального блеска, чтобы скрыть, насколько они изношены; костюм, в некоторых местах протершийся почти до состояния марли; отросшие волосы, которые давно нуждаются в стрижке.
Да, Гарри преследуют неудачи, и выглядит он больным и старым, – вероятно, как предположила Кристина, он недавно оправился от болезни. И в то же время он хвастается, блефует и бахвалится. Это, как ей отлично известно, своего рода маскировка, которой пользуются в периоды невезения.
– Я приехал домой, чтобы сыграть в большой постановке, которую готовили в Театре Его Величества, но здание здорово пострадало от воздушных налетов. Поговаривают, что репетиции начнутся на следующей неделе, но я не удивлюсь, если пройдет месяц или два, прежде чем мы приступим. Говорят, что такая ситуация во всех больших городах, так что гастроли не сулят ничего хорошего.
– Ну, Гарри, я об этом ничего не знаю, – сказала Соня. – Я играю в пьесе, которая идет с аншлагом, «Голос ее господина» называется. Она не ставилась в Вест-Энде, потому что бомбили с воздуха часто и сильно, но зато мы имели огромный успех в Блекпуле и Манчестере. Временами мне казалось, что я больше никогда не увижу свой любимый Лондон, что меня просто не отпустят.
– Естественно, не отпустили бы, – игриво и галантно произнес Гарри, и Кристину почему-то передернуло от его манеры.
Неужели она действительно любила этого старика? Неужели он действительно значил для нее так много, долгие годы был смыслом ее жизни, ее любовью и объектом поклонения? Его жесты остались прежними, не изменились ни интонации, ни манера стрелять глазами, когда он говорил или улыбался, ни сама улыбка, та самая, которая когда-то обворожила ее. Но сейчас все вместе это выглядело уродливой, чудовищной пародией на человека, которого она когда-то любила, на человека, чьи поцелуи дарили ей экстаз и исступленный восторг.
Ему, наверное, под шестьдесят. Только Кристина знала, что он будет это отрицать. Она видела, что он предпринимает усилия, чтобы выглядеть молодым, – носит слишком обтягивающий костюм, яркую, вульгарную даже для выпускника школы рубашку, безвкусный галстук. Его волосы темнее, чем были раньше, – наверняка он их красит.
– Помню, в Америке, – тем временем напыщенно рассказывал Гарри, удобно откинувшись на спинку стула и положив ногу на ногу, – в одном театре на Западе – уже и не помню, в каком именно, – публика не отпускала меня целых двадцать пять минут после главной сцены. Двадцать пять минут! Соня, что ты на это скажешь?