Неожиданность
Шрифт:
— Да! Конечно! Говори скорей!
И я начал повторять вслух звучащие в голове предсказания.
— Вся эта история с дракой в кабаке ни во что не выльется, никто в ней разбираться не будет. Вероятнее всего эти два гуся поганых и не решатся подсовываться под грозные очи Исаака со своей ерундой, понимая, что с них-то с первых он шкуру и спустит.
Хрисанф разбогатеет во время следующего торгового сезона. Христо попытается уйти и открыть собственное дело, но у него ничего не выйдет — быстро разорится и вернется обратно.
Весной Эйрик столкнется с кровником
Викинг вскочил, молниеносно сгреб меня за грудки и заорал:
— Говори! Говори! Это главный враг нашего рода! Он троих моих старших братьев убил!
— … и сумеет зарезать его кинжалом по имени Гибель врага…
Эйрик выпустил меня из своих лапищ и упал на стул.
— Это наш родовой кинжал. Последним из нас им владел мой любимый старший брат Алрик, — негромко и как-то отстраненно сказал он. — Я видел эту сталь перед своим бегством из Хассмюры на поясе у Вилфрида. И у меня нет в жизни другой мечты, кроме как убить этого гада из Гуннарссонов и вернуть достояние нашего рода — кинжал по имени Гибель. А на ножах я бьюсь не очень…
— И что? — весело рявкнул Евдоким, — я на ножах всегда был первый в дружине — хошь издалека кину и не промахнусь, хошь так и этак противника его же собственным ножиком распишу, перед этим кинжал из вражеских рук выбив и на лету поймав!
— И ты меня научишь? — полыхнул внутренним огнем викинг.
— А то! Зимой посетителей будет мало, целыми днями учиться будем, коли не заленишься.
— Я не ленив! Но Вилфрид один не ходит… Его спину всегда верный друг Петтер бережет… И бьются они всегда на пару, даже если враг против них в одиночку выступит…
— А рядом с тобой теперь твой верный друг и собутыльник Евдоким выступит! — захохотал бывший сотник, и грубый шрам, пересекающий его щеку, искривился еще больше и показал лицо человека, привыкшего не только убивать, но и рисковать собственной жизнью, — Бог даст, одолеем!
За это и выпили.
— Я отслужу! — преданно заверил Эйрик старшего товарища, — что хочешь для тебя сделаю!
— Конечно сделаешь! Как всех поубиваем, еще кувшина два винища выставишь! Га-га-га! — заржал сотник. — Эй, предсказатель, ты про меня много не бреши — копчу небо, как умею, а всяких половецких кровников на меня охотится неимоверное количество, потому я из Феодосии и отчалил. После того, как половцы город взяли, а я чудом жив остался, подумал: коли узнают, где от ран отлеживаюсь, они всей ордой мой дом штурмовать придут — много ихнего брата в разных боях положил! Поживу на белом свете еще?
— Конечно. И не мало.
— В полной силе?
— Да.
— Вот и славно! — порадовался Евдоким, — Вот за это и выпьем! — и рявкнул командным голосом, привыкшим повелевать и вести за собой сотню в бой: — наливай!
И тут отозвался от входа таким же рявком голос, привыкший повелевать тысячами воинов:
— И мне! И зажрать! — это привел остатки нашей ватаги на завтрак бывший воевода Богуслав.
Он подошел чеканным шагом к нашему столику, схватил железной ручищей кувшин и начал хлебать хмельную прелесть прямо из него. И похмелье отступило!
Дожрал
— Пааавторить! И побольше.
Хрисанф унесся жарить на всех яичницу, Эйрик с Евдокимом последовали за ним, а мне уже весело трещал Ванюшка, плюхнувшийся на их место:
— Мастер! Мы так вчера с Венцем удачно моих коней продали! Хватило и Нае на коралловые бусы, и нам на пивище с крабами. Раки, они и на море раки, только что побольше.
Наина степенно присела на стульчик, гордо выпятила грудь с лежащими на ней розовыми бусами и скромно заметила:
— С самого Красного моря арабы привезли. Красота необыкновенная! Я такие же еще в Киеве хотела купить, да где там! Близок локоток, а не укусишь — цену просили запредельную, а дядя Соломон, старый жук, помочь отказался. Расходы, мол, несу последнее время большие, совсем денег нет.
Венцеслав с достоинством опустился на свободное место — он пока хранил венценосное молчание.
— Как наши дела? — остановив молодежный треп взмахом ладони, поинтересовался удобно устроившийся у заветного кувшинчика Богуслав.
Я доложил.
— Значит, пора уплывать, — подытожил наш серый кардинал, опытная боярская умница 11 века. — Остались всего две трудности для заключительной части нашего Великого Похода.
Первая была мне ясна — это поиски Омара Хайяма в недружественной нам и ему Сельджукской империи, а вторая?
Спросил у Богуслава. Тот не удивился вопросу от атамана профана, я свою некомпетентность проявлял и раньше, а спокойно разъяснил:
— До Константинополя, Володь, надо еще доплыть. Абсолютно надежных судов не бывает. Пойдем за шерстью, а вернемся стриженными. Или вовсе не вернемся. Выедем в сладких мечтах об удачных поисках у турок, а первый же большой шторм пустит наше суденышко на дно. А сейчас осень, шторма часты, и плыть нам не один день, ох не один!
Брести по суше слишком далеко, да и разных народов на берегах расселилось там немало. Слишком долго будем идти и отбиваться от местных — не успеем. Придется рискнуть и попытаться добраться до места любым способом.
Я робко поинтересовался:
— А каковы же эти способы?
В голове роились разные глупости: долететь, вчетвером оседлав ведьму Пелагею-Наину; выманить из меня Боба Полярника и проломить им портал в Константинополь; воткнуть в рот для дыхания тростинки-камышинки и дошлепать по сероводородному дну до византийской столицы, и тому подобная чушь.
Богуслав ласково поглядел на Ваню с Венцем.
— Вы, ребятишечки, пересядьте от нас подальше — потолкуйте там между собой.
Надо так надо, и парни безропотно пересели.
А Слава не отрываясь смотрел прямо в глаза Наине. Долго-долго смотрел и ничего не говорил. Потом начал негромко напевать что-то непонятное и сидя раскачиваться:
— Шемоше пенаши, фемае вентаи, — и в таком ключе пел минут пять.
Наина тоже потихоньку стала раскачиваться, глаза у нее закатились, и был понятно — еще чуть-чуть и она шлепнется со стула.