Неожиданные встречи
Шрифт:
Двое парней из легковушки, угоревшие от солнца и красные, как вареные раки, неожиданно стали метаться с криками возле своей машины, размахивая палками, и я, предполагая неладное, поспешил к ним. И не ошибся: возле их машины оказалась змея, и перепуганные поклонники воды и солнца азартно набросились на нее, одновременно соблюдая почтительную дистанцию между существом, столь сильно поразившим их внимание. Появление страшного обитателя пустыни показалось опасным, поэтому возбуждение нападавших возрастало. Я же увидел очень мирную и неядовитую змею — песчаного удавчика. Он безуспешно пытался спасти свою жизнь, то свивал кольцами тело, пряча под него голову, то зарывался в песок, прибегая к этому столь привычному для удавчиков приему самозащиты. Но, увлеченные нападением на столь страшное пресмыкающееся, двое молодых мужчин, проявляя, как им казалось, геройство, не
После бурной встречи, устроенной людьми, удавчик некоторое время пытался сопротивляться пленению, но вскоре успокоился, затих, то ли поверив в мои благие намерения, то ли решив, что попытка спасти себя уже бесполезна и наступила пора молча и безропотно покориться предначертанной судьбе.
В этот момент возле моей руки со змеею мелькнул высоко подпрыгнувший Прохор. Никто не заметил, что он примчался к месту трагедии как раз в тот драматический момент, когда я спас змею от неизбежной расправы.
Своего пленника я посадил в небольшой проволочный садочек, который всегда возил с собою, и водрузил в машину. Возле садочка, сверкая желтыми и жадными глазами, урча и пофыркивая, кружился Прохор.
Тем временем небо заволокли грозовые облака, кое-где засверкали молнии, подул сильный порывистый ветер. Капчагайское море, пробудившись от сна, зашумело прибойными волнами. Спать под открытым небом под пологом, как обычно я предпочитал в жаркие летние дни, было нельзя, и мы устроились в кузове машины, благо над нею был натянут отличный брезентовый тент. Вскоре ветер разгулялся не на шутку, молнии стали озарять потемневшие барханы и полузасыпанные песком кусты саксаула, джузгуна и песчаной акации. Наступила беспокойная, шумная, ураганная ночь со столь редким в это время года проливным дождем. Прохор бродил по нашим постелям, устраивался ненадолго то возле своего хозяина, то возле меня. Со мною у него быстро установились доверительные отношения, к остальным спутникам, обращавшим на него внимание, он проявлял полнейшее равнодушие. Но дождь постепенно затих, кот куда-то исчез, и мы все забылись сном.
Едва забрезжил рассвет, я тихо выбрался из машины, кляня себя за то, что не переборол сон: в эту поездку я с собой взял шахтерский фонарь, намереваясь ночью походить по пескам и понаблюдать сцинковых гекконов — удивительных и симпатичных ящериц, большеглазых, миролюбивых и каких-то таинственных. Здесь, у побережья «моря», простирался большой массив песчаной пустыни, и сцинковые гекконы, типичные ночные существа, легко себя выдавали, отражая свет яркими огоньками глаз.
Обычно рано утром песчаная пустыня, подметенная ветром, будто чистая страница книги, оказывается вся испещренной следами множества ночных ее обитателей. По ним можно прочесть много интересного. Но сейчас страницы песчаного альбома оказались чистыми, дождь смочил песок, и он, затвердев, стал непригодным для записей: ноги мелких обитателей пустыни не оставляли на нем никаких отпечатков. Зато вокруг машины, на значительном удалении от нее, все оказалось помеченным глубокими следами нашего кота. Сейчас он мирно спал на сиденье машины, избрав спокойное и удобное место для отдыха после ночных бдений.
К следам животных у меня с детства пристрастие, о них я даже опубликовал небольшую книжку, а недавно подготовил к печати большую рукопись о следах, лежащую среди многих моих сочинений в ящиках стола и даже в гараже в ожидании завершения суматошной перестройки и подвергаясь тлетворному влиянию времени. С удовольствием, вспомнив увлечение молодости, я принялся распутывать похождения нашего Прохора.
Встреч у него явно было немало. В ложбине между барханами он столкнулся с ежом, о том, что это еж, я узнал по следам, зверек он хотя и небольшой, но и не маленький. Потоптался кот возле него некоторое время на месте, когда тот, судя по всему, слегка набычившись, застыл на месте, не без интереса знакомясь со столь необычным на его территории посетителем. Наверное, Прохор потрогал лапой колючего незнакомца, но, то ли быстро распознав, что
Далее следы кота долго крутились возле кустов джузгуна, под ним кое-где виднелись крошечные норки, очевидно, принадлежащие ящерицам. Здесь, возможно, Прохор охотился на тех, кого я так желал посмотреть, — на сцинковых гекконов. Я проникся неприязнью к коту, представляя, как он расправлялся с такими очаровательными хрупкими созданиями. Но нигде на твердом влажном песке я не нашел следов трагедии, были только кошачьи лапы. Но в одном месте неожиданно увидел следы больших и отчаянных прыжков кота и удивился его прыти: прыжки едва ли не достигали полутора метров. Прохор мчался с бархана вниз, но не убегал от кого-то, нет, следов преследователя не было. Ночной охотник встретил что-то достойное его внимания. Но за кем происходила погоня? Спасавшийся от преследования, видимо, был небольшим существом, его лапы не оставляли следов. Соревнование в беге продолжалось не более ста метров, и я, предчувствуя удачную охоту хищника, приготовился к ее выяснению. Но погоня неожиданно закончилась возле крупной норки. Здесь озадаченный неудачей и исчезновением добычи Прохор долго топтался на одном месте, тихо сидел, притаившись и отпечатав глубокие следы лап от терпеливого ожидания, на которое способна только кошачья порода.
Теперь я не сомневался: кот заметил с бархана, скорее всего, большого мохноногого тушканчика и ринулся за ним. А тот, перепуганный, заметался из стороны в сторону по свойственному его племени обычаю: размахивая белой кисточкой волос на кончике длинного хвоста, менял направления, обманывая преследователя и выгадывая доли секунды соревнования в быстром беге. Не удалось Прохору поймать и слопать замечательного большеглазого и удивительно симпатичного скакуна-тушканчика. «Слава Богу, — думал я, — удалось ему спастись! Уж очень красив и своеобразен мохноногий тушканчик».
Утром за завтраком, когда мы уселись вокруг разостланного на земле тента с различной снедью, водитель позвал кота, и тот сразу же появился. Но от кусочка сливочного масла, единственного, что могли ему предложить, отвернулся и, сощурив глаза, улегся у ног своего хозяина. Прохор был явно сыт, ночная охота все же доставила ему какое-то пропитание.
По окончании поездки, возле дома, прощаясь со всеми за руку, я протянул ее шутя Прохору, и он немедля положил свою мягкую лапу на мою ладонь под дружный смех участников нашей поездки…
Домашние кошки были известны еще со времен Древнего Египта, где наиболее почитаемые из них удостаивались даже бальзамирования. Попав в природную обстановку, коты удивительно быстро дичают, подтверждая стойкость и консерватизм унаследованных от предков инстинктов.
Как только начался бум строительства загородных дач, появились и одичалые кошки — те, которых бессердечные хозяева бросали после отъезда, обрекая животных на самостоятельную жизнь. Одна такая кошка, серая в полосках, дикой окраски, повадилась посещать соседа. Где она жила в его отсутствие — никто не знал. Но когда сосед появлялся на даче, кошка мгновенно приходила, начинала мурлыкать, тереться о ноги, ласкаться, желая доказать свою привязанность. Бывало и так, что скользнет в заросли, поймает мышь, принесет хозяину и положит у его ног, мол, на, возьми мой подарок.
Сосед любил кошку, ласкал, угощал молоком и колбасой.
Как-то кошка долго не появлялась, потом неожиданно пришла, да не одна, а с четырьмя котятами. Дикие дети ее, увидев человека, испугались, разбежались, забрались на деревья.
Жена соседа не особенно жаловала кошку, не понравилось ей, что лазят по яблонькам. «Еще поцарапают ветки, собьют яблоки!» Попугала кошку, прогнала котят. Кошка обиделась, увела своих детей. И с тех пор никто уже не видел…
К семье учительницы В. Деевой и ее зятя А. Айтова, жителей города Алма-Аты, три года назад приблудился котенок. Судя по внешности, это была нечистокровная сиамская кошка. Она оказалась очень умной, ласковой, всегда просилась на двор по своим делам. Провожала уходящих членов семьи и встречала их по возвращении. Все ее любили, и особенно дети Айтова. Звали ее Марьяшей. Она дважды родила котят, первый раз четырех, второй — двух. Так случилось, что у соседей кошка, тоже с маленькими котятами, упала с балкона пятого этажа и разбилась. Оставшихся после нее двух маленьких беленьких котят отдали на воспитание кошке Марьяше, и она приняла их в дополнение к своим двум собственным. Была у нее одна особенность: она очень любила сырое мясо.