Непереплетённые
Шрифт:
Музыка несётся над лагерем. Уил начинает со сложной старинной пьесы, потом переходит на огненную пляску Людей Удачи и заканчивает своими любимыми испанскими мелодиями. Его музыка неистовствует, она прекрасна и хватает за сердце, и в то же время она — обвинение в адрес тех, для кого он играет. Каждая пьеса рождает ток в его пальцах, и даже деревья кругом словно заряжены электричеством.
Как всегда, слушатели долго молчат после того, как отзвучала последняя нота. Даже вожак пиратов опустил пистолет, словно позабыл о нём. И тут вдруг
Кто-то хлопает.
Уил смотрит на Лева — тот сидит на земле, висок запачкан оружейной смазкой, щека измазана грязью. Его глаза прикованы к музыканту. Он прогоняет тишину, хлопая что есть силы, соединяя ладони единым мощным движением. К нему присоединяется Кели, затем Нова, потом и все остальные. Аплодисменты становятся ритмичными, звучат в унисон.
— Хватит! — орёт Козломордый. — Хорош хлопать! — Его лицо бледно, он наставляет на Уила транк-винтовку. — Прекратите! Не то я за себя не ручаюсь!
Второй бандит ржёт.
— Простите моего напарника. Понимаете, его брат погиб при террористическом акте хлопателей.
«Похоже, не того они укокошили», — хочется сказать Уилу, но он понимает: это и не нужно, аплодисменты становятся громче и ритм их ускоряется, что говорит гораздо яснее любых слов.
Наконец, аплодисменты затихают, последним останавливается Лев. Его ладони покраснели — так бешено он хлопал.
Вожак бандитов смотрит Уилу прямо в глаза и кивает. Судьба Уила решена.
— Ты пойдёшь с нами. — Он приказывает напарнику связать остальных.
— А как быть с Бобби? — спрашивает Козломордый, указывая на спящего подельника.
Вожак бросает на валяющегося на земле сотоварища равнодушный взгляд, поднимает пистолет и разряжает его в голову Бобби.
— Вот и вся проблема.
Затем бандиты стягивают детям руки и ноги скотчем и привязывают всех шестерых друг к другу, продевая верёвку между скрученных конечностей. Кели едва не плюёт в них, но вовремя сдерживается, заметив предупреждающий взгляд Уила.
Козломордый привязывает Лева отдельно от всех — к дереву, около которого лежит Пивани. Лев яростно пытается высвободиться.
— Разрешите мне попрощаться, — просит Уил.
Вожак опускается на бревно — то самое, на котором сидел и играл Уил, — и машет транк-пистолетом. Похоже, Уил — слишком ценная добыча, чтобы стрелять в него настоящими пулями.
— Только по-быстрому!
Козломордый всё ещё возится с Левом. Уил подходит к нему, Козломордый отступает, не сводя с Уила насторожённого взгляда, как будто боится, что тот, чего доброго, накинется на него.
— Уил, что ты делаешь? — шепчет Лев. — Эти типы — они же потащат тебя сам знаешь куда. Из «живодёрни» ты уже не вернёшься!
— Это мой выбор, Лев. Твоя задача — позаботиться об этих детях. Успокой их. Поддержи. Пивани проснётся через несколько часов. С вами всё будет хорошо.
Лев сглатывает и кивает, принимая на себя ответственность за судьбу детей.
Уил ухитряется
— Спасибо за аплодисменты, братишка.
И в этот момент бандиты хватают Уила с его гитарой и уводят прочь.
9 • Лев
Несколькими часами позже в посёлке Лев прислоняется к запылённому пикапу Пивани, вполуха слушая, как Пивани рассказывает шерифу о происшествии. Лев смотрит, как дети рассаживаются по машинам, и родители увозят их домой. Только Кели оборачивается и машет Леву рукой на прощание.
Шериф возвращается к своему автомобилю, составляет протокол, затем отправляется в горы забрать труп Бобби — наверняка ему хочется, чтобы пирата убил кто-то из его ребят-полицейских, а не свой брат-бандит.
Как Лев ни отворачивается, он невольно замечает злые взгляды, которыми одаривают его полицейские перед тем, как уйти.
— Твоё прошение о присоединении к племени отклонено, — сообщает ему мама Уила. В её голосе звучит боль — частично за Лева, частично за сына, которого она больше никогда не увидит. — Мне очень жаль, Лев.
Лев принимает это известие со стоическим кивком. Другого решения он и не ожидал, догадывался, каким оно будет, по тем взглядам, которыми его обжигали жители посёлка после возвращения из похода. Те, кто был с ним знаком, смотрят на него как на ходячий надгробный камень, как будто имя Уила выбито на его сиеновом лице. Те же, кто с ним не знаком, смотрят на него как на представителя мира, забравшего у них Чоуилау. Музыка Уила — душа его — покинула резервацию, и этой потери ничем не возместить. Рана будет кровоточить ещё очень долго. И некого в этом обвинить. Кроме Лева. Даже если бы ему разрешили остаться, резервация для него — больше не спасительное убежище.
Пивани отвозит Лева к северному входу в резервацию — колоссальным бронзовым воротам, обрамлённым башнями из зелёного стекла. Лев пригибается, чтобы разглядеть колокола на башнях и подвешенную над воротами бронзовую же скульптуру, изображающую вставшего на дыбы мустанга в натуральную величину. Уил рассказывал ему, что скульптуру поддерживают тонкие и прочные, почти невидимые нити, а также прозрачная стеклянная перекладина. Когда ветры с гор дуют через долину, детишки собираются у ворот в надежде увидеть, как конь освобождается от пут и улетает вдаль.
— Куда же мне идти? — растерянно спрашивает Лев.
— Это уж тебе решать.
Пивани достаёт из бардачка свой кошелёк и вручает Леву солидную пачку купюр.
— Слишком много, — выдавливает из себя Лев, но Пивани качает головой.
— Ты окажешь мне честь, если примешь этот подарок. И окажешь честь ему, — говорит Пивани. — Ребята рассказали мне, как ты предложил себя пиратам ещё до Уила. Не твоя вина, что они выбрали его, а не тебя.
Лев послушно засовывает деньги в карман, пожимает Пивани руку и выходит из машины.