Непересечение
Шрифт:
В своем почтовом ящике, что висит на калитке моего загородного дома, обнаружился, вместе с обычной корреспонденцией, желтоватый от старости и нестандартный по форме конверт. На дворе осенняя погода и на душе такая же промозглость. В последнее время подобное настроение преследует меня неотступно. По-видимому, этому в немалой степени способствует вдруг резко наступившее, после собственного пятидесятилетнего юбилея, ощущение возраста, плюс, к тому же, извечная моя склонность к депрессивной мнительности, так свойственная мужикам, кому далеко за сорок. И здесь я- не исключение. Это давно мне стало понятно. Но каков уж есть. Другим не буду, да и не переделаешь. Алкоголь если и лечит, то временно. Женщины тоже, теперь, не слишком
В общем, во всем некие полумеры или аргументы, явно, не способствующие чему-то такому, что может придать пожилому дядьке побольше внутренней гармонии и согласия с самим собой.
Вот и приходится, как-то так скомкано, аккумулировать причины нынешней моей апатии и пребывания в состоянии уже длительного внутреннего раздражения на себя и окружающий мир. Таким образом получилось вроде смеси самокритики и совершенно неожиданно взлелеянной, где-то в подсознании, мизантропии.
Конечно, здесь, похоже, возрастная хандра и многое из того, что следует назвать «закатным этапом в личных переживаниях».
Ну пока, думаю, об этом хватит.
А сейчас я верчу в руках никем конкретно неподписанный «треугольник», вроде солдатского письма времен войны.
Как ни странно, не спешу вскрыть эту хитро сложенную бумагу. Но мною, почему-то, четко понимается-ее подбросили не в качестве глупой шутки или розыгрыша.
Нарочито медленно поднимаюсь по ступенькам крыльца, будто специально желаю отсрочить сам момент прочтения.
Не короткое (аж в четыре листа) содержание напечатанного текста поразило своей нахальной осведомленностью обо мне. И хотя к секретным службам или криминальным кругам никогда не принадлежал, все же детальность изложенного позволяла сделать предположение, что Иван Ворохов, давно стал кому-то интересен. Похоже, за мной следили и собирали довольно подробную информацию обо мне. Этот факт неприятно коробит и пугает даже, заставляя крепко задуматься- кому такое понадобилось? Конечно, оглядываясь назад, отчетливо понимаешь- врагов и завистников вокруг тебя собралось немало. Но ведь подобное – отнюдь не повод вести за вполне обычным человеком тотальное наблюдение. Ну а самое главное содержалось в концовке анонимки. Именно заключительные строки вызвали одновременно как сильное негодование, обусловленное этим бесцеремонным вторжением в мое прошлое, так и охватившим, до комка в горле, мистическим страхом за свое, и не только, будущее.
Что же было там?
В «постскриптуме» на пол-страницы составлен график дальнейших встреч с теми людьми, каждый из которых, так или иначе, запечатлен в моей биографии. Тут и те, кто предавал меня и те, кто не имел к этому никакого отношения. Со всеми ими я не виделся достаточно много лет, по разным причинам. А завершающие предложения письма просто выносят мозг: …… Уважаемый Иван Александрович, в выше обозначенных местах, с указанными датами и временем, Вас будут ждать. Нельзя проигнорировать ни одно «звено» в предлагаемом «путешествии памяти», как и соблюдение указанной хронологичности. В противном случае, малейшее нарушение приведенного здесь распорядка станет для них, к сожалению, последним днем. Если же Вами все выполняется пунктуально, то клятвенно обещаем- никаких последствий, кроме одного- больше никогда с ними не увидитесь, но они останутся жить. Доброжелатели» (грамматика сохранена).
Наглый и вызывающий тон окончания текста особенно давит на психику- кто такие и как смеют, почти, угрожать? Пусть считают, что я не прочитал эту, кем-то написанную, хрень. Как бы теперь узнать про авторство? И однозначно наказать уродов-шутников!
Такого рода мстительная мысль зароилась в голове. И уже трудно разделить, где мои фантазии, а где реалии чего-то нехорошего, происходящего
Снова глазами пробегаю по длинному списку рекомендованных лиц, правда чуть ли не в приказном порядке, касаемо не везде желаемых мною встреч. Подхожу к минибару. Набулькиваю себе полный стакан виски. Усаживаюсь в кресло и делаю пару глотков в надежде, что размышления о содержании прочитанного вскоре примут более стройный характер. Но этого, почему-то, не произошло, а лишь усугубило растерянность от предчувствия плохого.
Как быть? Все-таки порвать, выбросить и забыть? Или самым серьезным образом отнестись к нелепому, с точки зрения здравого смысла, «маршруту», который подробно изложен на бумаге, в данный момент лежащей на журнальном столике. Не перестаю коситься на нее.
И вот тут словно обжигает сознание- пройти «его» – это прежде всего необходимо для меня самого! Я просто обязан принять участие в кем-то придуманном! Просто бред!
Довольно дебильное в собственной тревожности, так это вдруг наступившая покорность следовать непонятной воли тебе неизвестных.
Еще раз всматриваюсь в текст, где Иван Ворохов выставлен мудаком, причем с претензиями на некую глобальность чьих-то замыслов. Получается дурь несусветная! И она начинает казаться чем-то похожей на истину. Дай бог, если не на абсолютную. За окном мелкий дождь все не унимается. А во рту привкус, неизменно появляющийся у меня при стрессе. В общем, впечатлился на сегодня.
А еще я, конечно, с кучей сомнений, в итоге решаюсь замкнуть весь этот «круг».
Первой значилась встреча с когда-то лучшим своим другом, с кем начинал бизнес. Зовут его Аркадий, мой ровесник. Насколько знаю, он до сих пор живет в моем родном городе.
Чем сейчас занимается данный товарищ не ведаю, да и неинтересно. С годами, как-то само собой, любопытство по отношению к таким фигурам сходит на нет. И ты уже почти не стараешься делать вид полного безразличия к ним. Подобная трансформация не может не радовать.
Но вынужденное рандеву, через двадцать пять лет, с этим человеком, в любом случае, не вызывает особого прилива энтузиазма. Тем не менее, раз буду следовать указанному калейдоскопическому перечню, то надо ехать.
Это наше свидание назначено спустя три дня, как я получил конверт. Только теперь Ворохову следует пролететь девятьсот километров туда, где родился и до 33-х прожил. И что удивительно, в глаза друг другу будем смотреть в том самом офисе, который мы в перестроечное время арендовали. Такое вот совершенно никчемное «дежа вю»!
Город встретил настоящим бабьим летом. А сидя в такси, по дороге из аэропорта, не переставал прокручивать в голове, пытаясь разгадать- почему именно в таком порядке, «доброжелателями», мне уготованы соприкосновения со своим прошлым? Но ответ упорно не находился. К тому же у меня не было никакой уверенности, что этот Аркадий вообще придет в обозначенное «ими» время и место.
Правда следует признаться себе- на эту явную авантюру, наверное, все-же, сподвигнут той фразой в письме, что непослушание с моей стороны послужит некой угрозой для жизней, пусть даже и моих бывших недругов. Хотя вроде взрослый и адекватный мужик, чтобы уверовать в такую несусветную чушь.
Как бы то ни было, я еду, сейчас, на встречу одним из них.
Еще в самолете предался воспоминаниям об истории нашего знакомства, сравнительно недолгой дружбы и бизнес-сотрудничества. Немало из памяти, конечно, за долгие годы стерлось, но вот только в душе осталась ничем несмываемая обида на тот его поступок, приведший к окончательному, в итоге, прекращению общения между нами.
Несмотря на свою фамилию- Чугман, Аркадий всегда как-то нервно открещивался от принадлежности к евреям. И вроде никто особо и не старался допытываться до Аркашиных корней (кстати, отец звался Виктором), ему все же хотелось считать себя сугубо русским. А как он любил рассказывать анекдоты про сынов Сиона! Но, думаю, эта черта совсем не мешала парню оставаться ярким представителем древнего народа.