Непобедимый Олаф
Шрифт:
– Не знаю, ведь их вел Великий. Скорее всего, они ищут поживы, как и все вы, северные варвары. Но я и их, как и вас, постарался удержать от этого необдуманного поступка.
– И они конечно же тебя не послушали,- усмехнулся Олаф.
– К сожалению, да.
– Значит, у них были на то основания. Не взыщи, акс, я тоже не послушаюсь тебя. Уж такие мы есть, (еверяне. Поэтому-то мы и покорили вас, саксов, как вы rаньше загнали в болота бедных пиктов.
– Пиктов загнали не мы, а бритты, древние жители той страны. Мои предки лишь победили бриттов,- возразил дух.
– Какая мне разница,
– Ладно, человек, раз ты не хочешь прислушаться к голосу разума, это твое дело, но запомни: лучше не оставайся в пуще на ночь. Прощай, мне надо уйти. Лес зовет меня, но я буду следить за тобой глазами лесных птиц и зверей, пока вы не покинете деревню.
Голос стал слабеть, а старик растворяться в воздухе. Олаф поднялся с земли и, отряхнув с себя пыль, пошел к своим людям.
– Не бойся, сакс, не обижу я их, даже награжу золотым со своим изображением. Пускай помнят своего короля,- обернулся конунг к полуисчезнувшему духу. Торкланд порылся за поясом и, вытащив увесистую монету, швырнул ее под ноги Робину.
– Держи, ты ведь тут за старшего?
– скривил челюсть в усмешке король и пошел дальше.
Уже полностью окрепший парень презрительно пнул золото ногой.
– Подавился бы ты своими подачками, король,- прошипел он в спину уходящему викингу.
Монета покатилась по пыльной дороге, поднялась в воздух, перевернулась и легла на ладонь Робина. Парень поднял глаза на лес.
– Не спеши разбрасываться добром, сынок, когда-нибудь ты сможешь использовать его против своих врагов,- прошуршал среди листвы одному Робину слышимый голос.
Юноша опустил глаза и с ненавистью сжал золотой в руке. Ему показалось, что лик, отчеканенный на монете, злорадно ухмыльнулся в ответ на его взгляд.
– Отец, зачем ты разрешил им уйти?
– Посуди сам, что бы было с тобой и всем поселком, если бы продолжалась бойня? Что случилось бы потом, если бы я вмешался и принялся убивать? Меня бы просто не стало. Но вас не оставили бы в покое. Вслед за этими захватчиками придут и другие. Сначала не стало бы меня, потом деревни, потом леса, и чего мы добились бы этим? Нет, с ними нельзя пользоваться их же оружием, в этом они гораздо искуснее, ты сам получил убедительный урок. Надо выбирать собственное оружие, во владении которым никто не сравнится с тобой. Наши далекие предки в незапамятные времена остались друидами, в то время как остальные саксонские общины принимали христианство, навязываемое римлянами. Мы жили очень хорошо и умело ограждали себя от неприятностей. Но вы, молодые поколения, забросили науку леса и стали полагаться все больше на силу оружия. И к чему это привело? Сначала погибли пять твоих братьев, и ты сам еле выжил в последней стычке. За последние годы мы потеряли более половины общины. К чему все катится?
– Прости, отец, я не задумывался об этом. Я исполню все, как ты скажешь. Нас действительно осталось не так много и с каждым днем становится все меньше.
– Я наказываю тебе, сын, ведь ты сам изъявил волю подчиниться. После того как выпроводишь чужаков, собери молодежь и приходите под Большой дуб. Я попытаюсь обучить вас, если успею. К сожалению, может быть уже слишком поздно. А пока прощай!
– Мы придем, отец. Прощай! Робин склонил голову, поправил на поясе меч и, спрятав жалованную монету, направился к центру поселка, где норманны, сотрясая округу дикими воплями, свежевали поросят.
"Орут, будто бы их самих режут",- зло подумал Робин.
Ужин, однако, удался на славу. Прокопченная свининка, запиваемая ароматным элем, сама просилась в рот, и хирдманы с удовольствием растянули трапезу. Торкланд этому не препятствовал. Солнце заходило, и он предпочитал остаться ночевать в деревне, несмотря на то, что чрезмерная задержка давала возможность преследуемым оторваться от погони.
Олаф вдруг поймал себя на мысли, что жажда разделаться с ненавистным соперником отошла куда-то на второй план, а его сейчас больше гложет любопытство. Что понадобилось этим людям в таком гиблом месте, как Пикт-ская пуща?
– Эй, Робин, где мне разместить своих людей на ночлег?
– прокричал Олаф, увидев юношу.
Говорить королю мешал кусок мяса, который он как раз отправил в рот.
Но парень понял, что хочет сказать чужак. Он давно догадался, что Торкланд тянет время с явным намерением заночевать в поселке, и смирился с этой неприятной мыслью.
– Три хижины, особняком стоящие на северной окраине, видел? Там и остановитесь.
Олаф утвердительно кивнул, так как уже не мог ответить, ибо успел запихнуть в рот еще кусок поросятины. "Ну и свиньи, если бы не воля Старого Сакса, всех бы вырезал",- подумал Робин, глядя, как, обливаясь жиром, викинги поглощают свинину и тут же вытирают лоснящиеся руки о собственные бороды и длинные рыжие волосы.
Утро выдалось на редкость ясное. Торкланд поднялся необычно рано и, подумав немного, разбудил остальных. На скорую руку позавтракав вчерашним мясом, викинги выступили в дорогу.
Дождей, на счастье, больше не было, и след, оставленный на глубоком валежнике, был хорошо заметен. Быстро ехать в лесу было невозможно, но Олаф все же гнал людей, как мог. Впереди были новые неразгаданные тайны, по которым Торкланд здорово истосковался за три года своего монаршества, да, скорее всего, их там ждали и несметные сокровища. Иначе какой бы здравомыслящий викинг поперся сюда, а преследуемые явно не были дураками.
Впереди была Пиктская пуща.
ГЛАВА 3
Переход через лес Старого Сакса занял еще целый день. Хотя, как заметил Торкланд, это был не самый плохой лес, который он видел за свою долгую жизнь. Здесь сплошь росли древние дубы и величественные ясени. Подлесок был не густым, но и не облезлым. Чаща кишела живностью. Из-под крон могучих деревьев по лесу разносилось всевозможное щебетание, чуть ли не из каждого куста доносилось хрюканье и визг диких поросят. Неоднократно на дороге встречались косули, а один раз даже большущий олень-самец. Он опустил рога, как бы приветствуя короля, и, постояв так немного, повернулся и не торопясь, с достоинством ушел прочь.