Непобежденные
Шрифт:
– - Возможно, это и к лучшему, что у вас нет внуков, -- сказал он.
– - Ведь вы, несомненно, желаете себе спокойной жизни. У меня у самого трое мальчиков. А дедом я еще не успел стать.
– - В голосе его не было уже скрытого смеха; он стоял в дверях (рассказывала Лувиния) со шляпой в руке, поблескивая медью полковничьих знаков на синем мундире, рыжея головой и бородкой; не было смеха и в глазах, направленных на бабушку.
– - Приносить извинения не стану; лишь глупцы обижаются на ураган или пожар. Позвольте только пожелать, чтобы у вас за всю войну не осталось о нас воспоминаний
Он ушел. Мы услышали звон его шпор в холле и на крыльце, затем звук копыт, затихающий, стихший, -- и тут силы оставили бабушку. Она откинулась в кресле, держась за сердце, закрыв глаза, и на лице ее крупными каплями проступил пот; у меня вырвалось:
– - Лувиния! Лувиния!
Но бабушка открыла глаза -- и, открываясь, они уже нацелены были на меня. Потом взгляд их переместился на Ринго -- и снова на меня.
– - Баярд, -- сказала бабушка, прерывисто дыша, -- что за слово ты употребил?
– - Слово? Когда это, бабушка?
– - Но тут я вспомнил, опустил глаза; а она лежит в кресле, изнеможенно дышит и смотрит на меня.
– - Не повторяй его. Ты выругался. Употребил непристойную брань, Баярд.
Ринго стоит рядом. Мне видны его ноги.
– - Ринго тоже употребил, -- сказал я, не поднимая глаз. Она не отвечает, но, чувствую, смотрит на меня. И я проговорил вдруг:
– - А ты солгала. Сказала, что нас нету здесь.
– - Знаю, -- ответила бабушка. Приподнялась.
– - Помогите мне.
Встала с кресла с нашей помощью. А зачем -- неясно. Оперлась о нас, о кресло -- и опустилась на колени. Ринго опустился рядом первый. А потом и я, и слушаем, как она просит Господа, чтобы простил ей сказанную ложь. Затем поднялась; мы не успели и помочь ей.
– - Подите в кухню, вынесите таз воды, возьмите жестянку с мылом, -сказала она.
– - Новую.
5
Вечерело уже, -- время как бы незамеченно настигло нас, позабывших о нем, втянутых в грохот и переполох выстрела; солнце снизилось почти вровень с нами, а мы стоим за домом, у веранды и вымываем, выполаскиваем от мыла рот, поочередно зачерпывая воду тыквенным ковшиком и выплевывая ее прямо в солнце. Выдохнешь воздух затем -- и вылетает мыльный пузырь, но вскоре пузыри у нас кончились и остался только мыльный вкус. Потом и вкус начал иссякать, но сплевывать еще хотелось; а в северной дали виднелась гряда облаков -- голубая, смутно-тающая снизу и медно тронутая солнцем по верхам. Когда отец весною приезжал, мы старались понять, что такое горы. В конце концов он указал вдаль на облачную гряду -- вот, мол, на что они похожи. И с тех пор Ринго считает, что это Теннесси маячит облачной грядой.
– - Вон они, горы, -- сказал он, выплевывая воду.
– - Вон там Теннесси. Где хозяин Джон воюет с явками. А далеко как.
– - И такие дальние походы совершать всего-то из-за янки, -- сказал я, тоже выплюнув, выдохнув. Но все уже ушло -- и пена, и невесомая стеклянная радужность пузырей, и даже мыльный привкус.
ОТХОД
1
Днем Люш подал повозку к заднему крыльцу и выпряг мулов; к ужину мы погрузили уже в нее все, кроме одеял, под которыми проспим эту последнюю перед дорогой ночь. Затем бабушка пошла наверх и вернулась в черном шелковом воскресном платье и в шляпке, и лицо у бабушки порумянело, в глазах появился блеск.
– - Разве едем сейчас, вечером?
– - спросил Ринго.
– - Я думал, только утром выедем.
– - Да, утром, -- ответила бабушка.
– - Но я три года никуда но выезжала; уж Господь мне простит, что я принарядилась загодя.
Она повернулась (мы сидели в столовой, за ужином) к Лувинии:
– - Скажи Джоби и Люшу, чтобы, как только поужинают, приготовили фонарь и лопаты.
Разложив кукурузные хлебцы на столе, Лувиния пошла было к дверям, но остановилась, взглянула на бабушку:
– - Вы то есть хочете этот тяжелый сундук везти с собой аж в Мемфис? Лежит себе с прошлого лета в сохранности, а вы хочете выкопать и тащить аж в Мемфис?
– - Да, -- сказала бабушка, занявшись едой и не оборачиваясь уже к Лувинии.
– - Я следую распоряжениям полковника Сарториса, как я их понимаю.
Лувиния стояла в дверях буфетной, глядя бабушке в затылок.
– - Пусть бы оставался зарытый и целый, и я бы стерегла его. Кто его там найдет, даже если опять сюда заявятся? Они ж не за сундук назначили награду, а за хозяина Джо...
– - У меня есть причины, -- прервала ее бабушка.
– - Выполняй, что я тебе велела.
– - Хорошо. Но для чего вы хочете выкапывать сейчас, когда выезжаете ут...
– - Делай, что велела.
– - Слушаю, мэм, -- сказала Лувиния. Вышла. Я смотрел, как бабушка ужинает -- в шляпке, пряменько надетой на макушку, -- а Ринго, за спиной у бабушки, косил на меня зрачками.
– - А почему б не оставить зарытым?
– - сказал я.
– - Зачем еще такая тяжесть лишняя повозке. Джоби говорит, в сундуке весу тысяча фунтов.
– - Вздор!
– - сказала бабушка.
– - И пусть даже десять тысяч...
Вошла Лувиния.
– - Они приготовят, -- сказала Лувиния.
– - А я хотела бы все ж таки знать, для чего выкапывать с вечера?
Бабушка поглядела на нее.
– - Мне сон приснился прошлой ночью.
– - А-а, -- сказала Лувиния с тем же выражением лица, что и у Ринго; только Лувиния меньше вращает зрачками.
– - Мне снилось, будто вижу из моего окна, как некто входит в сад, идет под яблоню и рукой указывает, где зарыто, -- сказала бабушка, глядя на Лувинию.
– - Темнокожий некто.
– - Негр?
– - спросила Лувиния.
– Да.
Лувиния помолчала. Затем спросила:
– - А вы того некта признали?
– - Да, -- ответила бабушка.
– - Кто ж он такой, не скажете?
– - Нет, -- ответила бабушка.
Лувиния повернулась к Ринго
– - Иди скажи дедушке и Люшу, чтоб с фонарем и заступами шли на задний ход.
Джоби с Люшем сидели в кухне. Джоби ужинал в углу за плитой, поставив тарелку себе на колени. Люш молча сидел на ящике для дров, держа оба заступа между колен, и сразу я его не заметил -- его закрывала тень Ринго. Лампа светила на столе, отбрасывая тень от наклоненной головы Ринго и от руки его, трущей стекло фонаря, ходящей вверх-вниз, а Лувиния встала между нами и лампой, уперев руки в бока и затеняя собою полкухни.