Неподчиненная
Шрифт:
Зато теперь у меня есть вот это. Блондинистое стервозное чудо с негодующим и в то же время блудливым взглядом. Люда словно собрала в себе все те качества, которые я ненавижу в женщинах. Верно, это мое наказание за излишнюю амбициозность.
— Женя… — ворчливо пробормотало это самое наказание и нахмурилось. — При чем тут она?
Блядь, да при том! Женя — для меня все. Но из-за собственного неумения держать ширинку застегнутой я имею то, что готово поиметь меня в самых непотребных позах. Жизнь поставила
— Женя — та женщина, которая должна быть на твоем месте. Она именно та, о которой я всегда мечтал.
— Евгения Ивановна… — Люда непонимающе похлопала глазками. — Эта ледяная стерлядь? Фу, что может быть хуже? Чем оказаться в постели с холодной рыбиной?
— Не смей так говорить о ней!
Меня всего трясло от гнева. Я сжимал и разжимал кулаки, чтобы хоть как-то отвлечься. Никто не смеет говорить плохо о Жене, даже мать моего ребенка. Тем более она.
— Ты говоришь о ней так, будто влюблен… — злобно прошипела она, вжимаясь в стену и выпячивая живот, точно щит.
— Влюблен — не то слово, — проговорил я. — Жить без нее не могу. И как только ты родишь, снова попробую ее вернуть. Если согласится, то мы заберем ребенка, а ты получишь денежную компенсацию и…
Договорить я не успел. Люда набросилась на меня с кулаками. Пришлось проявить ловкость и изворотливость, чтобы не причинить ей боли, но одновременно обезвредить.
— Да прекрати ты кусаться, тварь! — рыкнул я, почувствовав острое жжение в шее.
— Я не отдам тебе ребенка! — прогремело у меня над ухом. — И тебя не отдам, особенно Женьке. Ты все равно будешь моим — так или иначе.
На шум сбежались врачи. Вкололи Людке что-то успокоительное, уложили в постель.
А я покинул клинику первым же самолетом. Вернулся домой и от скуки и отчаяния купил пустующий дом. Огромный, почти как дворец, со множеством комнат и грузовым лифтом. Тут могла бы размеситься большая семья: отец, мать, дети. Прогуливаясь по пустым еще комнатам, я почти слышал и видел, как по дому бегают дети, играя в догонялки. А мать зовет их завтракать. На ее месте я, конечно же, представлял Женю…
А себя счастливым мужем и отцом того самого шумного выводка ребятишек. И на какой хрен я вспомнил о презервативах, когда был с ней?
— Какой муда-а-ак… — сказал собственному отражению в огромном зеркале, вмонтированном в потолок одной из комнат. Посмотрел ниже. На свой член, спрятанный в штанах, и добавил: — И ты тоже.
«Младший брат» сделал вид, что все сказанное не имеет к нему отношения. Он вообще был на меня обижен из-за длительного воздержания, реагируя только на воспоминания о Жене
Я не мог забыть о ней.
Караулил ее у подъезда, как какой-нибудь влюбленный школьник. Покупал цветы, которые не решался подарить. Писал смс и не оправлял их.
В один из дней она вернулась поздно и не одна. Ее сопровождал какой-то коренастый парень. Он курил и о чем-то трепался, а она смеялась в ответ. Эта картинка болью отразилась в моей
— Она этого не простит…
К счастью, эта умная мысль пришла раньше, чем я совершил непоправимое. Она молодая, страстная женщина. К тому же свободная. С какой стати ей воздерживаться?
Этой ночью мне как никогда хотелось сдохнуть. Хоть парень и проводил Женю только до подъезда, где уверенность, что он не придет завтра? Или не пригласит Женю к себе?
Я ворочался с боку на бок, а после отправился пить кофе с коньяком. Открыл ноут, чтобы посмотреть последние проекты. Но даже работа не могла отвлечь от зудящих, точно нарывы, мыслей. Так и промаялся до самого рассвета, отчаявшись забыться хоть ненадолго.
Телефонный звонок раздался в восемь утра. Глянув на экран сотового, я потер глаза, решив, что окончательно тронулся.
Но звонила действительно Женя.
Глава 25. Евгения
Бабушка так и не объявилась. Рискуя нарваться на хулиганов, я вышла во двор и покричала ее и Макса. Все напрасно, кроме угроз в свой адрес от разбуженных соседей и ведра помоев, что вылили рядом со мной (метили, конечно, в меня, но не попали) никакого ответа.
Куда она могла пойти? Слепая, худенькая, совершенно беспомощная. Макс, конечно, отличный защитник, но все же…
Я не находила себе места. Прежде бабуля никогда не уходила так надолго. Спустя час бесплодных поисков и ожидания я позвонила в полицию, обрисовала ситуацию, но не получила ни капли сочувствия и, тем более, помощи.
— Три дня еще не прошло, — сообщили мне сухим, полным отчуждения голосом.
— Но она слепая! — выкрикнула я, мечтая вытащить за шиворот из телефонной трубки говорившего и как следует встряхнуть его. — С нею собака поводырь, но…
— Могла пойти к соседке и заночевать, — возразили все так же сухо. — Слу-у-ушайте, а вдруг она пошла очередь в поликлинику занимать?
Уже хотелось не встряхнуть обладателя выцветшего голоса, а как следует приложить чем-то тяжелым. Ну, какая поликлиника в полночь? И подруг у моей бабушки нет — по крайней мере, тех, у кого она могла бы заночевать.
— Подождите до утра, — посоветовали мне после некоторого размышления. — Если так и не вернется, приходите писать заявление. У нас как раз пересменок будет…
Сказали и положил трубку.
Еще несколько минут я слушала длинные гудки и не могла понять, чего хочу больше: разреветься навзрыд или явиться в отдел и прикончить дежурного.
Впрочем, ни то, ни другое не поможет в поисках бабушки.
Я все же позвонила нескольким знакомым, с которыми она иногда общалась, но те не ответили. Постучала в квартиру к бабке Камаз, соседке, что любила заходить к нам на ужин или во время праздников. Но та вместо поддержки отчитала меня по первое число, совершенно не стесняясь в выражениях: