Непогребенные
Шрифт:
— Поучительная история, Шаман, — Томский так заслушался, что не заметил, что кусок свиного сала в его руке остыл и покрылся слоем жира. — Но довольствуясь малым, ты, я слышал, не терял времени даром. Почему не рассказываешь о своей жизни в Метро?
— Потому что нечего рассказывать. Жил, как все.
— Не скажи! — Аршинов погрозил Шаману пальцем. — Не все, ой не все с мутантами дружбу свели.
— Ты ведь много путешествовал, Шаман, — вкрадчиво произнес Толик. — Ходят слухи, что забредал даже в Метро-2.
— Давно. При всем должном уважении, ничего интересного там не увидел.
К
— Ты бывал в Академлаге?
К огромному разочарованию Толи, усач пожал плечами:
— Никогда не слышал о таком.
— Его еще называют «пятеркой».
Удар пришелся в цель. Шаман пригнулся так, словно его хлопнули пыльным мешком по голове. Теперь на лице бушевало столько эмоций, что его перекосило.
— Пр… При всем должном уважении…
— Да, что ты заладил со своим уважением! — возмутился прапор. — Говорил бы, как все чукчи, «однако». Не так бы по ушам резало.
— Я не чукча! — ярость помогла Шаману справиться со страхом, вызванным только одним упоминанием о «пятерке». — Я с Алтая, Аршинов. Заруби себе это на носу или больше не услышишь от меня ни слова!
Томский погрозил прапору кулаком. Тот хмыкнул и впился зубами в свой кусок сала.
— Не бывал, но точно знаю: живым там не место. «Пятерка» обезлюдела давным-давно. По туннелям Метро-2 бродят лишь духи убитых ученых. Голодные духи. Даже Охотник боится туда соваться. Я один раз попробовал и… Плохо помню, как выбрался из той дыры.
— А разве укрощение духов не твоя специальность? — спросил Томский, тщательно подобрав интонацию: не хотелось обижать человека, от которого зависела его судьба.
— Я стараюсь жить с духами в мире и согласии. Но то, что творится на подходах к «пятерке», — другое. Слишком много людей умерло одновременно. Там такое сгустилось… Такое сильное… Черное… Злое… Что справиться с ним невозможно. Духи «пятерки» не станут общаться с живыми. Их не умилостивить подношениями. Цель этих темных сущностей только одна — мстить. Высасывать жизнь у таких, как мы.
— Байки, Толян. Я таких историй наслушался, аж уши вяли, а на поверку выходило, что живые людишки всегда были более мерзкими, чем все сгустки негативной энергии вместе взятые, — заявил прапор и вынес резолюцию. — Ссыкун наш Шаман.
Толик ждал новой вспышки гнева, но Шаман остался совершенно спокоен. Просто сжал ладонью свои амулеты и уперся в Аршинова взглядом. Поначалу прапор даже улыбался, но очень быстро уголки его губ опустились, лицо покраснело, на щеках заиграли желваки, а лоб покрылся каплями пота. Лёха явно боролся с тем, что пытался наслать на него Шаман. Боролся и проигрывал. Толя вдруг понял, что не только прапор оказался в плену чар. Вездеход тоже вел себя странно. Рвал на себе воротник, словно он его душил. Шестера испуганно прижалась к ноге карлика и спрятала голову между передними лапами. Даже огненные языки костра, казалось, повинуются Шаману. Их пляска становилась все медленнее и подчинялась какому-то странному ритму.
Томский посмотрел на Шамана. С ним
«Прекратить это. Остановить Шамана!»
Толя попытался претворить идею в жизнь, но не смог даже шевельнуть рукой. Прапору, между тем, становилось все хуже. Видел ли он щупальца или нет, Томский не знал. Скорее всего, видел — в глазах Аршинова отчетливо читался ужас.
— Хватит! — сдавленно прошептал он, посеревшими губами. — Хватит…
Шаман разжал ладонь, выпуская амулеты. Улыбнулся. Клубок щупалец растаял в воздухе, костер весело затрещал. Аршинов засопел, как паровоз. Сделал вид, что подбрасывает в огонь обломок доски. На самом деле он не хотел встречаться взглядом с Шаманом. А тот, словно ничего не произошло, продолжил:
— Ты называешь «пятерку» Академлагом. Наверное, так это место и проходило в отчетах МГБ. Сверхзасекреченная лаборатория. Гениальные ученые, работавшие на свою страну, даже после того, как их схватили по ложным доносам и заперли под землей. Они стерпели унижения и обиды. Верили в спасение до последнего, и в награду за свою беззаветную преданность получили смерть. Вот почему их духи не могут успокоиться. Тебе очень нужно туда, Томский?
— Я болен, — кивнул Толик. — И лекарство, если оно существует, можно найти только там.
Шаман неожиданно рассмеялся:
— Странная штука — предопределение. Катаклизм избавил меня от одного посланца судьбы, а взамен дал другого. Ты действительно болен, Томский. И не телесно. Что ж… Поговорим об оплате моих услуг.
Переход от философских рассуждений к прозе жизни был таким резким, что застал Толика врасплох. Он опешил.
— Что ты хочешь?
— При всем должном уважении — десять рожков патронов и книги, которые вы сможете унести из Академлага.
— Книги?
— Что тут удивительного? Я их коллекционирую.
Шаман сунул руку в карман брюк и вытащил крохотный томик в истертом переплете из синего кожзаменителя.
— Эту карманную Библию принес мне Охотник. Ему иногда удается отыскать что-то стоящее.
— А почему «вы»? Разве ты не пойдешь с нами?
— Нет, — покачал головой Шаман. — Достаточно и того, что доведу вас до этого места. Лишний риск ни к чему. Моя душа в отличие от ваших — распахнутая дверь. Войти может кто угодно. Дождусь вас с книгами, и мы вместе отправимся назад.
Томский кивнул. Хорошее начало. Сотрудничество, основанное на обоюдной выгоде, резко сокращает вероятность предательства. Но Шаман по-прежнему оставался темной лошадкой. Его гипнотические фокусы, сломавшие даже Аршинова, его темные дела с мутантом…
— А за какие такие благодеяния Охотник носит тебе книги?
— Не волнуйся, Томский. Я не обмениваю книги на людей. Охотник довольствуется крысами, которых я для него приманиваю.
— Это радует, — прапор наконец оправился от потрясения и тут же вновь поспешил прогуляться по минному полю. — Но… Побойся бога, Шаман. Десять рожков — слишком много. Тем более, что в пекло ты лезть не собираешься. Пять, дорогуша, и мы останемся довольны друг другом.