Непохожие близнецы
Шрифт:
– А где наше наказание? (То есть где, значит, я.)
– Там, - сказал я.
Я ведь не врал, ведь в эту самую минуту не я, а Саша был моим наказанием. У меня опять где-то что-то сильно заболело. Это была совсем незнакомая и совсем непонятная мне боль, поэтому, когда за штакетником нашей дачи появилась Таня Кузовлева, я от неожиданности сел на мокрые доски крыльца, и мы долго пристально смотрели друг на друга.
– Я сейчас, - сказал я, вытирая руки о штаны. "Зачем?.. Ну зачем я это сказал?.. Это было просто подло с моей стороны".
– Мне... Сашу...
– спокойно произнесла Таня.
– Я сейчас...
– сказал я.
– Я сейчас... его позову...
Рассказ восьмой
"ПОЗОВИТЕ К ТЕЛЕФОНУ ВАШУ СОБАКУ"
Вот, например, я читал в одном журнале про птиц, как они узнают дорогу на юг в темноте, в тумане, ночью, пролетая над Великим или Тихим океаном. Никто, оказывается, не знает, как они ориентируются. Ни один учёный. А я думаю, что они узнают так, как Таня узнала, что я - это Лёша, а не Саша. Мама не узнала, а Таня узнала. А как Таня это узнала? Может быть, она узнала, как птицы безошибочно узнают дорогу на юг, пролетая в темноте, в тумане, ночью над Великим или Тихим океаном...
Саша и Таня уже давно стояли под берёзой и всё о чем-то разговаривали, а я всё как-то машинально размазывал тряпкой воду по доскам лестницы и всё старался не смотреть на них. Я всё смотрел на врагов, появившихся в поле моего зрения, - Тулькина, Мешкова и Дерябина - и думал об академике Павлове, что придумал эту мышечную радость, которую человек испытывает, скажем, моя грязную лестницу. Никакой мышечной радости, по-моему, от этого в жизни нет и не может быть... И вообще в жизни нет никаких радостей: ни мышечных и никаких других... Тем более, если тебя ждёт такая операция... А Тулькин там, по-моему, какой-то плакат приготовил, думает, наверно, что они вчера со мной сполна рассчитались. Но я-то помню, как я вчера дал всей пятернёй Сутулову по морде... Мешкову и Тулькину тоже, кажется, немного попало. Сейчас, как солнце начнёт поярче светить, так у Сутулова на щеках проявится отпечаток моей ладони, у меня, правда, тоже пожелтеет ладонь правой руки, но руку в крайнем случае можно держать в кармане, а щёку в карман не засунешь. И Лютатовский вылез. Интересно, о чём это они с Тулькиным сговариваются?.. Ну, если они только заденут Сашу с Таней, я им покажу...
– Знаешь что, - сказал вдруг Саша, быстро подбегая ко мне.
– Мы тут с Таней посоветовались... ты это, - сказал Саша, почему-то краснея, - ты, пожалуй, не делай эту операцию... Ладно уж! Мы уж потерпим... твоё сходство с нами... то есть со мной. Таня сказала, что уж раз родились мы близнецами, то...
– Саша замолчал, продолжая стоять совсем рядом со мной и стараясь не смотреть почему-то мне в лицо.
Он сказал и стал чего-то ждать. Он думал, наверно, что я обрадуюсь, что мне не нужно приделывать к носу индейскую горбинку в духе Фенимора Купера или Сирано де Бержерака, но я почему-то не испытал от этого сообщения никакой радости. Мы помолчали ещё немного, и потом я спросил:
– А ещё она... говорила что-нибудь?
– Конечно, говорила, - сказал радостно Саша.
– Она сказала, что это просто замечательно, что на свете есть такие мальчишки, как ты!
– Прямо так и сказала?
– Прямо так и сказала.
– А почему она так сказала?
– спросил я.
– А потому что, если бы на свете все мальчишки были бы не такие, как ты, а такие, как я, - сказал Саша, - то Таня сказала, что тогда можно было бы просто умереть со скуки.
– Так и сказала?
– Честное слово!
– Так, может быть, она со мной пойдёт в кино?
– спросил я Сашу.
– Ты сходи... спроси её... раз она так сказала, - сказал я.
Когда я так сказал, то в Сашу как будто молния ударила, и он даже как-то немного, по-моему, почернел. Потом он повернулся и, ничего не сказав, пошёл к Тане. И они о чём-то снова стали разговаривать. Разговаривали они долго - за время их разговора Дерябин успел от своей дачи подойти к нашей, неся на плече свою музыкальную доску, которой он вчера дал мне по голове.
От Тани ко мне Саша снова подбежал бегом и сказал:
– Я её спросил, - сказал Саша, - но она сказала, что в кино пойдёт со мной...
Потом мы ещё постояли немного молча. И Дерябин к нам почему-то подошёл, как будто он не дрался вчера с нами, и тоже постоял с нами молча.
– Извини, - сказал Саша, - а то мы опоздаем...
И он, не оглядываясь больше на меня, пошёл к Тане Кузовлевой и, подойдя к ней, снова стал о чём-то разговаривать. Тогда я тоже стал разговаривать с Дерябиным.
– Понимаешь, Дерябин, - сказал я, - вот какое дело пропадает...
– Какое?
– спросил меня Дерябин.
– Государственной важности... Понимаешь, скажем, я и Саша... против Скотланд-Ярда. Они там задумывают что-то против нашей страны... Мы с Сашей едем туда, чтобы разузнать, что они там задумывают. Саша едет как Саша в своём виде, как будто у него вообще нет брата, тем более близнеца, я туда еду с бородой, в седом парике. Там я это всё снимаю и превращаюсь в Сашиного близнеца. Мы живём в разных концах Лондона. Я сразу же начинаю разведывать, что они против нас задумали. Меня начинают подозревать в шпионаже. Однажды, когда я выхожу из дома, они идут за мной, чтобы не дать мне ничего разведать, но на самом деле из дома на этот раз вышел не я, а мой брат Саша, он просто идёт гулять по Лондону, и весь Скотланд-Ярд идёт за ним, а я в это время разведываю всё, что мне надо разведать... А теперь Таня, конечно, не отпустит Сашу в Лондон, - сказал я.
– Так ведь она и тебя могла не отпустить, - сказал Дерябин.
Затем он понял, что это напоминание мне было неприятно, и добавил, чтобы обрадовать меня, наверно:
– А Сутулов уже два часа умывается... И бороду забыл нацепить!..
Но даже и эта новость меня нисколько не обрадовала, я думал о том, что вообще-то Дерябин был прав: меня Таня тоже бы не отпустила, если бы... Но в это время Саша и Таня стали совсем удаляться от нашей дачи, и у меня сразу же пересохло во рту, и я перестал разговаривать. Я стал смотреть только на Таню и Сашу, а Дерябин, видно, всё смотрел на меня, потому что он вдруг спросил:
– Что с тобой?
И видно, со мной что-то произошло, иначе Дерябин не задал бы мне такой вопрос.
– Болит, - сказал я.
– Что болит?
– спросил Дерябин.
– Не знаю, - сказал я.
– А где болит?
– спросил Дерябин.
– Не знаю, - сказал я.
– Сейчас они будут уходить всё дальше, - сказал Дерябин.
– И чем они будут дальше уходить, тем у тебя будет болеть всё меньше и меньше...
Таня с Сашей как раз отошли уже на много шагов от берёзы, а мы с Дерябиным всё смотрели им вслед. То есть это я смотрел вслед Тане и Саше, а Дерябин всё смотрел то им вслед, то на меня.