Непохожие прохожие (Сказки)
Шрифт:
И что же? С того дня, как ни придёт к Греку Ванька Мартышкин, всё Грек над уроками сидит. Не то чтобы в карты играть — разговаривать даже не хочет.
Удивительно!
ЕСТЬ ДРУГ И У ФИЛЬКИ
Вы, наверное, знаете уже, что барсук Филька жил диковато. Друзей у него не было, потому что Филька считал, что друг — это одно беспокойство: то сам к тебе в гости пожалует, то тебя к себе в гости зовёт. Потому и жил Филька без друзей, чтобы никакого беспокойства не было, и говорил,
И вот как-то поселился рядом с ним барсук из Осинни-
ков. Голодно ему там стало, он и перебрался с семьёй в Го- реловскую рощу. Вечером к Фильке пришёл:
— У тебя там не найдётся, сосед, пожевать чего-нибудь? Пока устраивался на новом месте, ничего добыть не успел. Я бы и так переспал, да ребятишки пристали — сходи попроси у соседа чего-нибудь.
В кладовке у Фильки были припрятаны три мыши да лягушка. Филька с запасцем жил, всего у него всегда вдосталь было. И есть он не хотел, поужинал уже. Можно было отдать соседу, но так рассудил Филька: бойкий какой сосед ему попался, видать, от всякого куска урвать норовит.
«Не успел оглядеться и уже просить идёт. Навадишь, потом не отстанет, так и будет ходить — дай да дай. Нет, милый, в чужой прудок не закидывай неводок», — подумал Филька, а вслух сказал:
– Со всей душой угостил бы тебя, да нечем: все запасы истощились.
– Ну и ладно, так переспим, — извинился сосед и закрыл за собой дверь.
Долго в эту ночь не мог уснуть Филька, всё ворочался, ворчал:
– Нестоящий сосед угодил мне. Охочий, видать, до чужого. Дай потачку, он и тропу к моему дому проторит. Навык, наверное, у себя в Осинниках шататься, и у нас с того же начинает. И совести хватило слово такое сказать — дай. Думал, наверное, что глупее себя нашёл.
Уснул уж под утро. И спал плохо: кошмарный сон сердце томил. Снилось Фильке, будто стоит перед ним сосед, рядом с ним жена его и дети. И все тянут нахально к Фильке лапы, и все просят:
«Дай, дай».
Филька так метался в постели, что с кровати свалился. Голова болела — ничуть не отдохнул. Вышел во двор, смотрит— а уж сосед с охоты возвращается, связку мышей несёт. Отобрал парочку пожирнее, протянул Фильке:
На, сосед, когда ты ещё себе добудешь, а перехватишь малость* оно на душе-то спокойнее будет. Бери.
Отчего не взять, коли дают? Взял Филька, подумал: «Чудной какой-то сосед у меня, легко говорит как — на! У самого детей куча, а он со мной делится».
В другой раз наловил сосед лягушек на озере и опять парочку Фильке занёс. Фильки у двора не было, так он ему в окошко подал.
— Развлекись маленько, пожуй.
Взял Филька, улыбнулся: ну и сосед! Глупый, видать: и не просишь, сам даёт. Нисколько экономить не умеет. Ну и пусть делится, разве Фильке от этого хуже!
А однажды увидел Филька — сосед суслика поймал. И захотелось ему суслятинки отведать. Пришёл он к соседу, просит:
— Дай кусочек.
А сосед обрадовался, что Филька навестил его. Всегда мимо норовил пройти, а тут зашёл. Всего суслика отдаёт
— Чего кусочек? Целого бери. Уж есть, так досыта.
Опешил Филька, попятился даже.
— А ты как же? Ты ещё, поди, не ужинал?
— Обойдусь.
— И дети вон у тебя.
— И они потерпят. Мы в обед сытно поели, можем и без ужина обойтись. Водички похлебаем и проспим до утра.
Дома у Фильки хомяк припрятанный лежал, да и без него было у Фильки поесть что, а сосед последнее отдал и себя и детей без ужина оставил.
Нёс Филька суслика к себе, и тяжёлым он казался ему. Стыдно было Фильке, первый раз в жизни стыдно было.
Не выдержал Филька, воротился с половины дороги и отдал соседу суслика:
— Понимаешь, пока шёл от тебя, хомяка поймал. Идём ко мне. И ребят своих бери, заодно поужинаем.
— Да они уже спать легли.
– Ну возьми тогда суслика. Утром они встанут, ты и покормишь их, а сам идём ко мне. Знаешь, какой хомяк жирный попался! И большой. Одному мне его ни за что не съесть.
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ
Сидел Заяц под терновым кустом, горбился, о прожитой жизни думал и вдруг чувствует: сдавило ему сердце. Схватился лапками за грудь, разевает рот, вздохнуть хочет, а вздоха не получается.
«Значит, всё, — думает, — конец мне пришёл». И точно, смотрит: стоит перед ним его смерть, серенькая, с длинными ушами в крапинку.
— Что, — спрашивает Заяц, — уже?
— Да, — говорит Смерть, — подошёл твой срок. Ну, рассказывай, как ты жил.
Стал Заяц рассказывать, и вышло по его рассказу, что всю свою жизнь он только и знал, что бегал ото всех да по кустам прятался. Да и час назад всё по лесу петлял, следы прятал.
Записала Смерть ответ его, сказала:
– Да, мастер ты, я вижу, был уши иавостривать. А теперь скажи, чему ты радовался в жизни.
Сказал Заяц:
— Больше всего радовался я, когда удавалось мне убежать от опасности подальше и спрятаться понадёжнее.
И этот ответ его записала Смерть. Почмокала губами:
– Да, вижу я, резво ты бегал и хитро прятался. Ну, а скажи, чем ты гордишься в своей жизни.
Вытянулся Заяц перед своей Смертью в струнку, доложил бодро:
— Горжусь, что непойманным до старости дожил и тебя в полном сознании встретил.
И покачала тут Смерть головой.
— Эх, ты, — говорит, — не прожил ты свою жизнь, а прокрался по ней. Даже срамно нести тебя такого. Глянет кто-нибудь и скажет: «Труса Смерть несёт». Обмараешься об тебя.
— Да, — вздохнул Заяц, — это верно, не показал я за всю мою жизнь своей смелости, а ведь её у меня полна грудь была. Но если ты расступишься сердцем, сжалишься и дашь мне день жизни, увидишь тогда, на что я способен.