Непокорная для шейха
Шрифт:
К вечеру вернулся Висам.
Просто открылась дверь, и я повернула голову.
В последнее время не стоило удивляться тому, как быстро он меняет облик. Вот сейчас я смотрела во все глаза на мужчину в строгом деловом костюме, а мысли унесли меня в Москву, в тот самый день, где я впервые его увидела. Память коварна. На меня разом обрушились все те эмоции, которые я испытала в первый раз
— Аблькисс, — холодно произнес мужчина, возвращая меня с небес на землю. Я вздохнула.
— Не знаю, зачем ты пришел. Я никого не хочу видеть. Избавь меня от своего присутствия
— Дерзкая. Как пустынный ветер. Как буря, — не меняя тон голоса, изрек Висам и преодолел разделяющее нас расстояние в два шага.
Опомниться не успела. Пустыня обрушилась на меня.
Сжигая, опаляя, растворяя в раскаленном песке. Иссушая с самым жарким и страстным поцелуем из всех, что я испытывала прежде. Даже в объятиях принца.
итить.
Глава 14
Глава 14
Висам
Это ни с чем не сравнимое чувство, которое не выразить словами.
Ощущение могущества и непередаваемой власти. Чувство непрекращающегося полета. Впервые ты счастлив, как никто на свете, потому что нашел в себе силы и дерзость забрать то, что заставило сердце так сильно биться. То, без чего жизнь уже никогда бы не стала прежней, только потеряла смысл.
Когда та, кто забрала твое сердце с собой, принадлежит тебе всецело, без права уйти или оспорить подобное положение, мир меняет оттенки. Ты паришь над его реальностью и ощущаешь себя равным Аллаху. Только ему под силу решать чужую судьбу. Ощутить часть подобного могущества и не потерять над собой контроль сложно. Но я говорил себе, что у меня получилось.
У Киры не было шансов избежать подобного сценария. С самого начала, как только я заглянул в ее глаза и навсегда потерял покой. Тогда мне все это казалось поистине правильным решением.
Загнать в ловушку, в которую она шла с такой охотой сама. Это было не сложно. Пусть я ступал практически по минному полю, изучая особенности чуждого менталитета. Как оказалось, страсть говорит на универсальном языке и не видит перед собой иностранных границ.
Я все просчитал наперед. Так казалось в тот момент, когда я решил увезти ее. И только здесь, в фамильном имении семьи Аль-Махаби, я постепенно начал понимать, чем обернулась столь отчаянная самонадеянность.
Кира говорила мне об этом, но слушать я не пожелал. Посмеялся над аллегорией с птицами и рыбками. Власть затмила мне разум до такой степени, что я не взял в расчет то, что будет с ней твориться. И зря.
В тот самый день, когда я впервые привез Киру во дворец, мне не было до ее чувств никакого дела. Куда сильнее волновала реакция отца и вероятность утечки информации. Что мать Киры Полянской будет рыть землю в поисках дочери, вызывало куда большее опасение, чем состояние моей пленницы. Желанной и любимой.
Почему я не видел ничего ужасного и шокирующего в своем поступке? Это был мой образ жизни. Менталитет моей страны. Кровь моих предков. Мужчины Аль-Махаби всегда брали то, что хотели. Методы не имели никакого значения.
Первый сюрприз поджидал меня при разговоре с отцом. Я подозревал, что он
Конечно же, я поломал его матримониальные планы на свой счет. Политический брак в нашем кругу не такое уж редкое явление. Но нарушать данное мне обещание связать свою жизнь с той, кого полюблю, я никому не позволю. Матери и отцу пришлось смириться. Я не переживал, что в мое отсутствие Киру могут отправить домой — скандал поставит крест на репутации семьи. Не это стало для меня ударом. Пусть без особого проявления любви, но Киру приняли.
Еще впереди долгие разговоры с отцом. Удары — как о непробиваемую стену. Дрожащий от ярости голос. Неприятие. В его глазах, осанке, прорывающихся фразах. Даже когда он сделал вид, что сдался, и сказал, что постарается принять чужеземку ради меня. Ослепленные любовью видят то, что хотят видеть: я и понимал, что в воздухе витает недосказанность и тревога, но эти противостояния воровали мои силы. И я поверил в то, во что хотел.
С матерью удалось достичь взаимопонимания куда быстрее.
Не счесть часов и слов, сказанных между нами. Поток аргументов, предупреждений, опасений, которые я разбивал легко и хладнокровно. Шаг за шагом, недоверие и презрение в ее глазах начали таять до той самой поры, пока не растворились совсем.
— Я приму ее ради тебя, Висам, — пообещала мать. Мне было достаточно ее благословения.
Не учел я только одного. Несгибаемой воли Киры и ее категорического неприятия своей новой роли.
Дни, которые в моем воображении обещали быть наполнены счастьем и яркими эмоциями, стали моим персональным адом. Я смотрел в зеленые глаза той, что перевернула мой мир, заставив сердце биться в ритме ее имени, и видел там пустоту. Упрек, надежду, что передумаю, отчаяние… а затем ненависть. Этот вязкий черный коктейль, погасивший блеск ответного чувства и грозящий стереть его насовсем.
Восторг обладания померк. Она была так близко и так далеко, что мое сердце начало истекать кровью. Рвалась домой, в свой нарисованный мир, где день ото дня приходится преодолевать препятствия, жить без права на чувства и счастье. Но именно там она была счастлива. Потеря свободы медленно убивала ее. И пусть я видел, как неистовое пламя зажигает ее глаза от одного моего прикосновения, слышал, как сильно бьется ее сердце, стоит мне прикоснуться. Борьба с собой убивала все чувства. Моя Кира не смирилась и не было никакого шанса на то, что однажды она раскроет свое сердце моей любви.
Я бежал от этого фатума. Хватался за любое из семейных дел с энтузиазмом. Не оставлял надежды, что вдали от меня Кира все же осознает, что мы созданы друг для друга. Иногда мне казалось, что это произошло. Но блеск так быстро покидал ее глаза, оставляя после себя испепеляющую пустоту.
Я сбился с пути. Я уже успел раскаяться в своей горячности. Но иного выхода не было. Мать, обеспокоенная моим состоянием, пообещала сделать все, что в ее силах. В тот момент я поверил ей. Другого выхода у меня просто не было.