Непокорная. Во власти мага
Шрифт:
– Вы заставили его написать это.
– Чем докажете, юная госпожа? – Вальдер насмешливо засунул руки в карманы и посмотрел на ее лицо, которое наверняка выдавало дикую злость.
– Отец не отдал бы свою плантацию ни за какие деньги и звания! Он сюда всю жизнь свою вложил. Здесь его душа, здесь похоронена моя мать – его жена, и еще десяток наших предков.
Вальдер прошелся по опустевшей столовой зале, отпустил всех слуг. Обед затянулся, и солнце уже давно скрылось. За окнами ветер слабо колыхал узкие кипарисовые ветви.
Ясмин оглядела знакомую комнату, вскинула глаза к высокому темному потолку с длинной
Казалось, что в любую минуту кошмар закончится, и отец привычно спустится со второго этажа, пройдет по лестнице, с силой опираясь на гладкие перила – пережитая однажды схватка с шакалами в джунглях напоминала о себе хромотой.
И пусть он не всегда был добр, а временами и оскорблял, иногда унижал окружающих, Ясмин не могла поверить, что его здесь больше не будет. Вместе с опасением она чувствовала от него силу и уверенность. Привыкла полагаться на него, такой всегда была ее жизнь. Все изменилось слишком резко!
Вальдер повторил ее мысли:
– Жизнь идет, и это верно, моя дорогая Ясмин. Поверьте, он в трезвом уме взвесил все за и против и понял, что слишком стар, чтобы развивать эти земли по велению нового графа. Ему был нужен наследник, но увы, у него только вы. Достойная своего отца, – тут же вскинул ладони Вальдер, предупреждая возражения, – но, чтобы править, вам нужна сильная мужская рука. Вам не справиться здесь в одиночку.
Ясмин смотрела на мага. Он не врал, похоже, что не врал. И в голове закрутилась лишь одна мысль: «Отец предал ее. Предал и... продал! Продал чужакам, которые пообещали достойную старость или должность при дворе. Но он продал свою дочь, точно она была… простая собственность!»
– Я оставлю вас с этим наедине, Ясмин. И спокойной вам ночи.
Один из людей Вальдера, которые отныне, видимо, вечно будут торчать в доме призраками, сопроводил Ясмин в комнату.
Даже Ирты рядом не было, но Ясмин сейчас мало заботила судьба служанки. Она рухнула на кровать, но без конца ворочалась и долго не могла уйти в забытье. Мир перевернулся в этот день, всего за один день. Ясмин мучительно выгнулась на постели, до боли напрягая забитые погоней мышцы. Она больше не на свободе, она больше не хозяйка поместья и своей жизни. Теа, дай же сил и злости, чтобы сбросить ненавистные оковы!Промучавшись на смятой простыни, Ясмин повернулась на бок, обхватила тонкое покрывало и мысленно заскользила по всей своей жизни, пытаясь понять, что же она все свои двадцать лет делает не так.
Её мать умерла давно, когда Ясмин исполнилось только семь, но Ясмин еще помнит ласковые руки и неповторимый голос, напевающий ей колыбельную джунглей. Ту самую, которая мама сочинила сама. И вдруг вспомнилась ссора родителей, когда отец грозился мать убить. Но сам же потом, после лихорадки и ее смерти, долго сходил с ума. У него были другие женщины – кто бы не польстился на богатого и знатного вдовца... Ясмин видела это, но никто не приходил в их дом надолго, и в конце концов отец будто решил отыграться за всё своё несчастье на Ясмин. Будто именно дочь виновата в прошлых грехах матери.
Он почти не давал ей общаться с ровесниками и не подпускал никого близко. Только его друзья и приятели
Ясмин вспомнила этого мужчину, и дрожь пробила тело. Это была странная и мучительная связь. Ясмин исполнилось уже шестнадцать, когда Калхас первый раз на ее памяти переступил порог дома. Он был невысок, но плечист и крепок, как молодой парень, хотя явно годился Ясмин если не в отцы, то около того. Взгляд, которым он одарил ее в первый раз она помнила до сих пор. Это был взгляд мужчины, увидевшего вдруг в сухой пустыне источник чистой воды.
Она манила его, а отец будто не замечал ничего происходящего. Ни все более откровенных взглядов, ни якобы случайных прикосновений. Несколько раз Калхасу удавалось зажать ее в углу, и первоначальный страх и смущение Ясмин после десятка горячих, жадных поцелуев сменились интересом и даже тягой. Она ждала его прихода, и каждый раз, когда видела вновь темный с поволокой взгляд, испытывала дикое смущение, а после, когда наступала темнота и гости расходились по комнатам на ночевку, под его настойчивыми уговорами соглашалась на встречу в оговоренном месте, вдали от дома.
В один из таких редких вечеров Калхас увел ее дальше в лес и, по всему устав сдерживать вожделение, повалил на землю и, укрывая все тело поцелуями, стащил одежду. Ясмин тогда задрожала на открытом воздухе, точно ее окатило ледяной водой. Поцелуи мужчины перестали быть нежными, нетерпеливая страсть завладела им точно одержимость. И Ясмин испугалась. Не такого она хотела, не так представляла себе первую настоящую близость.
И в ту ночь она убежала, схватив свое платье и оставив Калхаса ни с чем. Он еще пытался ее остановить, чем-то убеждал и хотел догнать, но она быстро оделась и скрылась в доме.
После той ночи Калхас больше не появлялся в их доме, и облегчение вместе с точащим душу разочарованием еще долго преследовало Ясмин. Но даже поговорить об этом ей было не с кем...
В конце концов, Ясмин заснула, но сон не принес спокойствие. Снился Калхас и его дикая страсть. Во сне он преследовал ее верхом, нагонял и набрасывался, а после исполнял то, чего так давно вожделел. Проснулась Ясмин на рассвете вся вспотевшая, так, что даже простыни показались влажными.
Она открыла туманные глаза, осознала, где сейчас, и хотела выдохнуть, когда вспомнила Вальдера, предательство отца и то, что сегодня у нее свадьба.
Глава 6.
Ирта склонилась над ней, распростертой на кровати, и заботливо поинтересовалась:
— Как вы, госпожа?
— Риан не вернулся? — вопросом на вопрос отозвалась Ясмин, запрокинув голову, чтобы увидеть за склоненным лицом и косицами Ирты бледный рассвет в окне.
Ирта взволнованно оглянулась, точно стоящие за дверью чужаки услышат вопрос про беглеца и ворвутся в комнату. Впрочем. Ясмин отчего-то сейчас было всё равно.