Непокорная. Во власти мага
Шрифт:
Однажды Ясмин не послушалась отца, скрылась от гувернантки – молодой и очень старательной особы – и отправилась верхом вместе с Рианом и парой верных слуг до вершины Красного холма. Ей было всего пятнадцать и до одури манил запах путешествий и приключений.
Вернувшись домой к вечеру, Ясмин встретила разъяренного отца.
– Маленькая дрянь! – отец ухватил за руку и потащил на второй этаж. – Драть тебя надо было почаще, чтобы дурь из башки выбить! Кто тебе позволил умчаться без моего ведома?! А?
– Что случилось-то, папа? – прикрываясь рукой от его замаха, спрашивала Ясмин. – Я же сделала все, что хотела кирия Мади! Что ты хочешь?! Это просто прогулка!…
Отец все-таки вышел из себя и ударил ее по заду, обидно и сильно.
– Замолчи, говорю! Что мне было говорить гостям, а? Сегодня прибыли из Каейны и поместья Эор, спрашивали про тебя, и что мне сказать было?! Что моя дочь спуталась со слугами и скачет где-то по полям, точно беспризорная девчонка? Бестолочь!
Ясмин одернула платье и упрямо тряхнула волосами. Отец отчитывал ее на весь дом так, словно она совершила страшный грех. Наверняка слышно даже во дворе дома. Но что-то изменилось в этот день, и впервые за все время Ясмин вспылила в ответ:
– Не трожь меня больше! Не трожь, слышишь, – ее голос чуть дрожал, но не от страха – от гнева. Ясмин вырвалась и встала напротив отца, чуть задрав голову, и заговорила: – Я больше тебя не боюсь, хватит! Я выполнила все дела, не указывай, что мне делать. Ты срываешься на мне за мою мать – и я больше не хочу это терпеть. В ваших с ней отношениях нет моей вины! Нет!
Сказанное на удивление не вызвало новую вспышку гнева, а наоборот, точно привело отца в чувство. Ясмин поначалу даже не поверила своим глазам. И, помедлив, заговорила спокойней и уверенней:
– Хватит, правда. Я уже не ребенок, я готова помогать тебе и быть опорой… потому что я тебя люблю! Слышишь? – Она прижала кулаки к груди, глядя на то, как меняется выражение лица, как недоуменно сводятся его брови. – Люблю, потому что ты мой отец, хоть ты и никогда не говоришь мне о том же. И я даже не знаю, есть ли у тебя хоть немного теплых чувств к своей дочери. Но я – твоя кровь! И ты вправе мной гордится, а не оскорблять.
– Ясмин! – начал он резко. – Я буду тобой гордится, если ты перестанешь делать глупости… – гораздо мягче прозвучал вдруг его голос. – И если будешь слушать…
– ....что тебе говорят. Знаю, папа! Я люблю наше поместье и хочу, чтобы здесь все было хорошо. И сделаю для этого все, что в моих силах.
Отец вдруг замялся, будто не зная, что теперь ему сделать. То ли злиться, что она осмелилась спорить, то ли развернуться и уйти, то ли… обнять. Но это было бы совсем небывалое событие!
– Ладно, – он взглянул, явно с трудом удерживая желание выдать новый упрёк. – Вечером жду тебя на ужине собранной и аккуратно одетой. И без опозданий.Замявшись, он все же так и не подошел к ней, а покинул комнату, но Ясмин чувствовала, что задела его за больное, вспомнив мать. И пусть. Зато больше он не посмеет обращаться с ней, как с неразумным дитя, пусть знает, что Ясмин давно выросла и прекрасно всё понимает.
С того дня их отношения изменились – не совсем, но ощутимо. Будто с этих пор в деспотичный тон отца вмешалась крохотная толика уважения, позволившая со временем стать если не равными, то хотя бы близкими к тому.
Потому что их на самом деле объединяли две больших любви: к преждевременной ушедшей кирии ди Корса, любимой матери и жене, и к щедро залитой солнцем плантации Джосси, которой принадлежали оба их сердца.
К тому времени, как они приблизились к дому, невзирая на весь кошмар происходяшего, в животе засосало от голода. Она ведь ни ела ничего со вчерашнего вечера, а солнце близилось к полудню. Ясмин выпрямилась, с наслаждением чувствуя, как горячие лучи гладят привычную бронзовую на свету кожу. Тепло растекалось по телу и успокаивало.
Вальдер вёл лошадь в поводу и, наоборот, последние несколько шагов двигался тяжело, с непривычки явно устав от жары. Глаза его щурились от яркого света, на лбу выступили капли пота. Он вышел чуть вперёд. Узкие облегающие штаны и высокие сапоги были измазаны грязью, но Ясмин поймала себя на том, что уставилась на его бедра и икры, на удивление мускулистые для зрелого возраста.
И тут же отвернулась и отбросила волосы с плеча.
Сейчас все увидят её в таком виде на лошади чужака. Что подумают слуги? За кого ее примут, за безвольную игрушку и проигравшую сражение девчонку? Отец ведь долго готовил её править вместо него, не выдавая замуж, будто не доверял ни одному из многочисленных женихов, что уже лет восемь добивались руки Ясмин.
И теперь все это рухнуло в одночасье, стоило магам захватить власть. Сейчас Ясмин никто, как бы ни привыкла за двадцать лет чувствовать себя хозяйкой. Вальдер сейчас вполне может сделать ее личной прислугой или и впрямь рабыней, раз она отказалась стать женой. Кто знает, что сейчас на уме у этого подонка? Но ещё не время сдаваться. В конце концов, иногда умнее уступить на шаг, чтобы завоевать немного места…
– Я не стану вашей… рабыней, – произнесла она с вызовом.
Вальдер вскинул голову, чуть удивленно скользнув взглядом по ее гордой осанке. Наверное, после того, как она снова пыталась его ударить, он вряд ли захочет разговаривать по-хорошему. Кровь запеклась на его разбитой губе, и он коснулся её кончиком языка, а потом сплюнул в сторону.
– Что же вы хотите, Ясмин? – в чужом голосе с акцентом слышалась усталость.
Осталось совсем немного до двора поместья, показались за деревьями песчаные дороги, стройные ряды кипарисов у стен дома. Ясмин скользнула взглядом по белым колоннам у парадных дверей. Чужаки стягивались ко входу, ожидая возвращение хозяина.
Ясмин воротило от мысли, как сейчас они представляют себе то, что творилось в зарослях после ее поимки. Представляют, что он мог сделать с ней там. И весь её вид говорил о том, что она поддалась магу, потеряла остатки уважения и власти. Возвращаться в свой дом униженной девкой было нестерпимо.
Вальдер ждал ответа.
Они почти дошли от кованых ворот, и Ясмин склонилась к шее кобылы, мазнув волосами по холке. Темно-каштановые кудри спутались с гривой лошади. Вальдер остановил Кару и посмотрел внимательно Ясмин в глаза.
– Это мои люди, – заговорила она с нажимом. – Они знают меня с рождения и любят меня. Вы для них никто. Проявите ко мне должное уважение, и они зауважают... и примут вас. Вам ведь нужны преданные работники, а не те, кто воткнет кинжал в спину.
– Проклятье, Ясмин. Я предлагал вам так с самого начала. Это вы решили меня избивать. – Он притянул поводья, намотав себе на руку и заставив лошадь шагнуть ближе.