Непокорный ангел
Шрифт:
— Возможно, — согласился Дэниел, погружая палец в сильно пахнущую мазь. — Постараюсь не причинить тебе боли, но я должен втирать мазь достаточно сильно, чтобы она подействовала.
Генриетта закрыла глаза. Ей казалось, что так легче терпеть боль, и к тому же она меньше смущалась. Он начал осторожно, но достаточно сильно втирать мазь в ее ноющее плечо. Было больно, и она отрывисто дышала, закусив нижнюю губу. Давление не ослабевало, пока Дэниел не завершил дело. Наконец все закончилось, и Генриетта открыла глаза.
— Не смотри на меня так укоризненно, — сказал он тихо. — Иногда
— Наверное, вы сейчас скажете, что вам больнее, чем мне? — Генриетта печально улыбнулась. — Мне часто говорили такое, сэр Дэниел, но я никогда не находила это утверждение убедительным.
Усмехнувшись, он застегнул ей рубашку.
— Нет, я не стану этого утверждать. Мне тоже говорили так много раз, но я никогда не мог понять, почему тот, кто держит в руках прут, страдает больше, чем тот, кого наказывают.
— Именно так, — горячо согласилась Генриетта. Она села, пошевелив плечом. — Теперь получше. Я готова продолжить путешествие, сэр. У меня вполне хватит сил.
— Возможно, — сказал Дэниел. — Но кое-кому из нас надо отдохнуть. — Он указал на раскинувшихся во рву Тома и Уилла. — Нам всем нужна передышка, и к тому же опасность быть обнаруженными станет меньше, если мы продолжим путешествие при луне. — Он лег на спину и закрыл глаза. — Тебе будет удобнее, если ты воспользуешься моими ногами как подушкой и твое плечо получит опору.
Генриетта с недоверием посмотрела на него. Дэниел полностью расслабился. Земля была твердой и неровной, и она решила занять прежнее положение. Солнце светило ей прямо в закрытые веки, отчего перед глазами возникла теплая красная мгла. Девушка ощутила приятную истому, а живая плоть под головой вселяла в нее спокойствие и чувство безопасности. Генриетта уснула.
Дэниел слышал ее тихое, ровное дыхание и ощущал тяжесть ее тела, полностью доверившегося ему. Он очень надеялся оправдать это доверие, иначе не пустился бы в бегство после поражения под Престоном с раненой девушкой и ее возлюбленным в придачу. Разумный человек не стал бы брать на себя обязательство защищать беглую девицу от законного гнева ее отца. Однако он не знал, как можно было поступить иначе. Дэниел Драммонд тоже заснул.
Глава 3
— Ты трус, Уилл, — с отвращением сказала Генриетта, выковыривая из-под ногтей грязь острым концом веточки. — Я уверена, что, если бы ты воспротивился своему отцу, он в конце концов был бы только рад этому. Сначала, возможно, возникли бы трудности…
— Да ты просто рехнулась, — прервал ее Уилл. — Совсем не представляешь реальности. Не так ли, сэр Дэниел?
Дэниел устало посмотрел на ссорящуюся парочку. Они ругались весь день, и ему это порядком надоело. За стенами амбара, где они укрылись, на холодную, размокшую землю падал дождь. Порывы ледяного ветра проникали сквозь незастекленное окно и раскачивали дверь на скрипучих петлях. Крыша была худой, и с нее непрерывно текла вода на уже промокшую солому. Лошади стояли, безропотно опустив головы, а люди, замерзшие, усталые и голодные, сгрудились у стены. Сырой воздух был пропитан запахом лошадиного пота, заплесневелой соломы и грязных человеческих тел, вызывая еще большее отчаяние.
— Не пойму, почему ты все время обращаешься к сэру Дэниелу, — посетовала Генриетта. — Почему не можешь жить своим умом?
— У меня есть собственное мнение, — резко сказал Уилл. — Но ты пренебрегаешь здравым смыслом. Мой отец никогда не простит мне побега. Он не возражает против брака, но ни за что не разрешит жениться на тебе вопреки желанию твоего отца. Если ты уговоришь сэра Джеральда, то никаких препятствий не будет.
— О, ты же знаешь, что это невозможно! — воскликнула Генриетта. — Он скорее предпочтет увидеть меня мертвой, чем счастливой. Если бы мы поженились, то смогли бы найти работу, разве не так?
— Но я вовсе не хочу искать работу, — сказал Уилл, тяжело вздыхая. — Я хочу быть Уиллом Осбертом, эсквайром.
— Мне кажется, ты совсем не любишь меня! — сказала Генриетта. — В твоей душе нет места ни романтике, ни храбрости.
— Иногда ты действительно не нравишься мне, — неторопливо произнес Уилл.
— Это подло! — Генриетта бросилась на него, соскользнув с мокрой соломы.
С возгласом раздражения Дэниел схватил ее за ремень и оттащил от Уилла.
— Если вы не будете вести себя прилично, госпожа Эшби, то окажетесь под дождем!
— Тогда я простужусь, — возразила она, — снова заболею лихорадкой и…
— Замолчи! — Однако губы его дрогнули, несмотря на грозный тон. — Я не желаю больше слышать от тебя ни одного слова.
Генриетта снова уселась в свой угол, обхватив руками колени и дрожа всем телом. Монотонно шумел дождь и завывал ветер, лошади шуршали соломой, по полу бегала крыса. Это гнетущее состояние продолжалось до тех пор, пока не отворилась дверь и на пороге не появился промокший Том.
— Здесь хлеб, сыр и пиво, — сообщил он, опуская на пол узелок. — В городе «круглоголовых» больше, чем блох на собаке. Ни один человек не может пройти без пропуска.
— Почему бы нам не попытаться получить пропуска? — сказала Генриетта. К ней вернулось обычное веселое настроение, когда она принялась за хлеб и сыр. — Мы уже неделю в пути, и эти пряталки становятся очень утомительными.
— Тебе нужны приключения? — мрачно спросил Дэниел, сделав большой глоток пива.
— Думаю, что нам будет гораздо удобнее передвигаться, — сказала она с полным ртом. — Если у нас появятся пропуска, мы сможем путешествовать открыто и останавливаться на постоялом дворе, разве не так?
— Ну, конечно, — съязвил Уилл, который все еще не до конца успокоился. — Сейчас, хотя и с большим трудом, мы продвигаемся вперед. А ты предлагаешь явиться на ближайший военный пост и вежливо попросить пропуска?
Дэниел поднял глаза к небу, ожидая резкого ответа на этот полный сарказма вопрос, но ничего подобного не последовало.
— Я не предлагаю, чтобы ты сделал это, — сказала задумчиво Генриетта, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Но если Том добудет для меня женскую одежду, лучше всего одежду служанки, я могла бы придумать для офицеров подходящую историю. — Она посмотрела на Уилла. — Я ведь мастерица рассказывать сказки, не так ли?