Неполная и окончательная история классической музыки

Фрай Стивен

А теперь год очень милый. 1994– й. Открывается туннель под Ла-Маншем, Тони Блэра избирают в лидеры Лейбористской партии, а драматург/бывший рассерженный молодой человек Джон Осборн умирает в возрасте шестидесяти пяти лет — все это оказывается таким же сюрпризом, как присуждение «Оскара» композитору лучшего фильма года, «Il Postino» [*] , или, как его теперь называют, «Il Consignio», Луису Бакалову.

1995– й. По-моему, интересный год. Ник Лисон в одиночку сокрушает «Барнингс-Банк», Нельсон Мандела становится президентом Южно-Африканской Республики, а Джон Мейджор добивается поддержки Консервативной партии в качестве ее лидера — «О да». Ну, не знаю, не скрывай он от нас своего романа с Эдвиной, глядишь, продержался бы еще дольше. Это также и год Патрика Дэйла с его выдвинутым на «Оскара» саундтреком к

«Разуму и чувствам». Роскошная музыка. Кроме того, в 1995-м мы ощутили вкус того, что нам еще предстоит. Помню, эта штука продержалась в «классических чартах» едва ли не месяцы. О фильме все уже позабыли, а музыка к нему так в них и оставалась. Да, то было начало помешательства на волынках, порожденного… Джеймсом Хорнером — «Храброе сердце».

*

«Почтальон» (шпал.). (Примеч. переводчика).

Через год после появления «Храброго сердца», как раз когда после нескольких лет проводившейся Сэмом Уонмейкером кампании открылся наконец-то театр «Глобус», Рэчел Портман получила «Оскара» за «Эмму», а Гэбриел Яред — за «Английского пациента», музыка к которому стала настоящим хитом, в особенности благодаря его положительно медвежьему названию: «Мишка Руперт». Ах, мишки! Разве можно их не любить? Такие милашки. Ну хорошо, 1997– й. Умирает принцесса Диана, Гонконг возвращается Китаю, а «Титаник» проделывает все, что угодно, только не тонет. Я всегда любил слушать, как композитор играет собственные вещи, будь то Максуэлл Дэвис, исполняющий «Прощание со Стромнессом» — купите, не пожалеете, — или даже Роберт Шуман, исполняющий «Грезы», — запись несколько более редкая, — в таких случаях музыка всегда обретает некое качество, заставляющее меня слушать ее словно бы в первый раз. Запись Джеймса Хорнера, играющего свою музыку к «Титанику», — из этого ряда.

Так вот, в этом, 1997-м, Стивен Уорбек вкусил некоторый успех благодаря написанной им музыке к «Миссис Браун», однако то, что он сделал в 1998-м, принесло ему симпатичную, сверкающую, золотую Премию киноакадемии. Она к тому же и очень красивая. Отличный фильм. Отличная музыка. «Влюбленный Шекспир». Великолепно.

Ну-с, перескакиваем в 2000– й. Новое тысячелетие. У нас имеется сага Клинтон-Левински, Элгар таки попал на 20-фунтовую банкноту — тоже неплохо, — а все мы вступили в век «евро». Добавим ко всему этому культовый хит Тан Дуна из «Крадущегося тигра, затаившегося дракона». Прекрасная, хоть и несколько привязчивая музыка.

Ну хорошо, 2001– й, ящур, 9/11. Год испытаний. Болезни и ужасы — даже до этого дошло. Фильмами года, если говорить о музыке, стали, возможно…

Стивен Уорбек — «Мандолина капитана Корелли».

Хауард Шор — «Властелин колец: Братство кольца».

Джон Уильямс — «Гарри Поттер».

Три эти фильма дали новые свидетельства продолжающегося возвышения киномузыки. Если говорить об «Оскарах», Джон Уильямс оказался вторым из получивших наибольшее число номинаций и «Оскаров» композиторов: тридцать семь номинаций, пять премий, первым же стал недавно Хауард Шор. Шор победил и с «Властелином колец: Братство кольца», и с «Властелином колец: Возвращение короля», завоевав «Оскаров» на 74-й и 76-й годовщинах вручения этих премий.

ВСЕ СТИЛИ ХОРОШИ, КРОМЕ…

Да, так вот она какая. Киномузыка девяностых и нулевых, пусть и не вся. Не она ли и есть — новая классическая музыка? Очень может быть. Однако, как я уже говорил чуть раньше, возникла и неизбежная отдача на трах-бах-шарах авангардистской музыки — принадлежащие к категории «да какого же..!» творения архимодернистов. А они, в свой черед, породили новое, отличное от прочих, более удобопонимаемое племя композиторов. Есть среди них новые, есть старые, но каждый выглядит на особицу. Композиторы кино? С ними мы уже разобрались. Позвольте мне, если вы не против, быстренько смотаться назад, в 1992-й. В классическую музыку эпохи, да простят мне столь смелое обозначение, наступившей «вслед за явлением „Классики FM“». Куда она движется? О чем она? И так далее и тому подобное. Что ж, попробуем разгадать эту загадку.

Покрепче сожмите в руке ваш лук с натянутой на нее струной «соль» — мы отправляемся в путь. 1992-й был годом создания «Классики FM», а спустя совсем недолгое время на свет появился и явственный «хит „Классики FM“». И боже ты мой, какой он был странный.

Произошло это в 1993году. Штеффи Граф побила Яну

Новотную и получила третий подряд Уимблдонский титул; Родди Дойл получил Букеровскую премию за «Падди Кларк, ха-ха-ха!». А Гэвин Брайар записал на лондонской улице пение какого-то нищего — короткий куплетец, славящий Господа, — не вполне понимая, зачем ему это понадобилось. Он вернулся в свою студию — видите, это уже ничуть не похоже на композиторов прежних времен — и принялся повторять запись и повторять, повышая уровень громкости и заставляя сопровождение струнных звучать все напряженнее. Результат получился до странного трогательный, у многих вызывающий слезы. И эта музыка опять-таки неделю за неделей оставалась в списках самых популярных вещей, снова и снова звуча по радио. Увы, исполнитель ее ныне мертв, но каждый раз, как мы проигрываем его запись, нам начинают звонить и спрашивать, кто это поет.

Название музыка носит странное: «Кровь Христова меня еще не подводила», и, по-моему, она ничем не уступает моцартовской «Ave Verum».

В том же 1993– м мы получили и еще один «крученый мяч». Как я уже говорил, не так чтобы очень известный польский композитор Гурецкий написал эту вещь в 1976-м, как раз когда «Кто-то пролетел над гнездом кукушки», и сорвал банк, получив целых пять «Оскаров». Затем Гурецкий сунул партитуру в нижний ящик комода, стоявшего в его доме неподалеку от Освенцима, и, вообще-то говоря, думать о ней забыл. Однако в 1993-м сопрано Доун Апшоу и оркестр «Лондон-симфониетта» сделали новую ее запись. И на сей раз история получилась совсем другая. Меланхолические стенания этой «Симфонии печальных песен», казалось, задели в людях какую-то чувствительную струну, запись разошлась миллионным тиражом и стала одной из музыкальных легенд 90-х годов.

Дела классической музыки начали принимать приятный оборот, между тем наступил 1994-й: год чемпионата мира по футболу. И множеству людей не давал покоя не только вопрос «Победит ли опять Германия?», но и «Как нам быть с музыкальной эмблемой?». За четыре года до этого футбольные власти предержащие нашли решение почти гениальное: оседлать, так сказать, волну и взнуздать прилив популярности классической музыки. И обратились в поисках музыкальной эмблемы чемпионата мира 1990 года к Джакомо Пуччини и Лучано Паваротти сразу. «Nessun dorma» [*] могла звучать для многих что твоя японская музыка, однако в 1990-м она вывела Пуччини на футбольные поля. Думаю, Джакомо, народному композитору Италии, это понравилось бы.

*

«Никто не уснет в эту ночь» — ария Калафа из III действия оперы «Турандот». (Примеч. переводчика).

На «Nessun dorma» оперный театр спотыкался всегда, потому что хитрый черт Пуччини не довел ее до конца — просто торопливо поскакал дальше. В результате, если вам это неведомо и потому вы безотчетно вскакиваете посреди зала, восклицая: «О, вот так да, здорово, браво, а что?» — знайте, выглядеть вы будете как корова не в своем седле. То есть если вас вообще расслышат сквозь трели мобильных телефонов, которые в наши дни звучат, похоже, повсюду. В 1994-м чемпионат мира проводился в Америке, и в его музыкальные эмблемы взяли мелодию из «Вестсайдской истории» Бернстайна, однако до успеха своей итальянской родственницы ей было далеко. А теперь вперед.

Еще одна интересная штука появилась пару лет спустя, оставив весьма глубокий, так сказать, отпечаток в песке. Стоял 1996– й. Позвольте напомнить вам, что это было такое: болезнь Крейтцфельдта-Якоба, макабрическим образом связанная с так называемым «коровьим бешенством», унесла жизни десяти человек; «Биг-Мак» начал продаваться за 2,70 фунта, и Англия проиграла Германии по пенальти. Впрочем, последнее вряд ли можно считать точной привязкой к времени. Но перейдем к Карлу Дженкинсу — это такие валлийские, ненатуральной величины ходячие усы, обладающие музыкальностью, за которую и жизнь отдать не жалко, и, что, быть может, существеннее, состоявшие некогда в электронной рок-группе «Софт машин». В ту пору он зарабатывал на жизнь, и неплохо, сочиняя музыку для рекламы. А в 1996-м напал на золотую жилу — музыка, написанная им для Строительного общества Челтнема и Глостера, приобрела ошеломляющую популярность. Со временем она, прилипчивая, как грипп, вышла на компакт-диске под названием «Adiemus» [*] и оставалась в списке хитов номером один дольше всего, что я в состоянии припомнить.

*

«Мы приближаемся», «мы на правильном пути» (лат.). (Примеч. переводчика).