Непостижимое сердце
Шрифт:
– Во-первых, замок. И та пышность, которую вы поддерживаете на должном уровне везде, куда приезжаете.
– А, вы все еще думаете об этих блюдах, приготовленных на завтрак? Вы бы посмотрели, что подают в замке: полдюжины блюд из яиц, полдюжины из рыбы, холодная закуска из ветчины и зельца, паштеты… И конечно, дичь в зависимости от времени года: тетерева, фазаны, бекасы – все, что может подсказать человеку фантазия для начала дня.
– Звучит очень заманчиво, но мне, вероятно, не доведется увидеть этого, не так ли?
Герцог выглядел удивленным.
– Я
– Это просто великолепно, прошу вас, продолжайте. Я уже позабыл все эти тонкости, хотя, наверное, когда-то знал.
– Приезжие слуги обладают приоритетами своих хозяев. Если у вас останавливается принцесса или герцогиня, то ее горничная спускается к обеду об руку с дворецким, и то же самое, конечно, относится к экономке. И к ним обращаются по имени их господ. Моя горничная, если бы она у меня была, к примеру, называлась бы «мисс Лангхолм». Бедняжка! Боюсь, что ее сопровождал бы к ужину коридорный или тот, кого, по-моему, называют поваренком, – мальчик, которому доверяют только резать овощи.
Герцог разразился хохотом.
– Впрочем, понимаете ли, – не смутилась Вирджиния, – я выяснила, что мы с мисс Маршбанкс составляем свой собственный маленький мирок, повисший как бы между небом и землей. Мы ни то ни се. У нас действительно нет общественного положения, и именно потому я так и не увижу великолепного разнообразия блюд для вашего завтрака.
Голос Вирджинии преднамеренно звучал тоскливо.
– Вы смеетесь надо мной, – упрекнул ее герцог. – Когда вы шалите, в уголках губ у вас появляются ямочки. Мне они кажутся неотразимыми.
Вирджиния отодвинула от стола свой стул и вышла на террасу. Повернувшись спиной к дому, она постояла с минуту, глядя на открывающийся перед ней вид. Она услышала, как герцог направился к ней, его сапоги для верховой езды тяжело ступали по каменным плитам террасы.
Он постоял несколько секунд, молча глядя на нее – на ее маленький прямой носик, который четко вырисовывался на фоне неба, на полуоткрытые губы, на серьезные темные глаза, в которых не было и тени улыбки.
– Вы сердитесь на меня? – спросил он тихо.
– Нет, – ее ответ прозвучал вполне естественно, – но я не привыкла к комплиментам.
– Должно быть, все мужчины в Америке слепы! Разве вы не понимаете, Вирджиния, что вы очень красивы? И я хочу прямо сказать вам об этом.
– Это смущает меня.
Вот как? Вы не можете бежать от правды. Рано или поздно вам придется ее выслушать, и если я действительно первым говорю вам об этом, тогда я считаю свое положение завидным. Мне нравится, как загораются ваши глаза, когда вы взволнованны, и темнеют, становятся даже встревоженными, когда вы не понимаете чего-то. Мне нравится, как ваши губы порой дрожат, как будто вы напуганы. А ваши волосы – что мне сказать о ваших волосах, Вирджиния? Я никогда не видел женщины с такими чудесными волосами. Мне хочется… очень хочется прикоснуться к ним.
– Прекратите!
Вирджиния внезапно повернулась к нему, топнув ногой:
– Вы не должны говорить мне такие вещи, а я не должна слушать вас.
– Почему же? Что в этом плохого?
Его вопрос, казалось, упал между ними, как камень падает в глубокую воду. В то же мгновение Вирджиния поняла, что он вышел победителем в их негласном поединке. Она не могла сказать ему, почему он не должен говорить подобных вещей. Она не могла ответить, что ей известно о его женитьбе. Она не могла дать ему понять, что отвергает его предполагаемое заигрывание, тогда как в действительности он ничего подобного не делал.
Ее загнали в тупик, и ей оставалось только молча стоять, чувствуя себя необъяснимо взволнованной и его близостью, и его словами.
– Вы так молоды, – нежно произнес герцог, – так молоды и так неизбалованны. Уже давно, Вирджиния, я не был так счастлив, как здесь, с вами, в эту минуту. Возможно, в конце концов, этот дом обладает своими чарами. Приедете ли вы сюда со мной снова?
Вирджиния медленно повернула голову, чтобы посмотреть на него:
– Интересно, пригласите ли вы меня? Сегодня я интересна для вас своей новизной. Но в конце концов, что у вас может быть общего с американкой?
Если Вирджиния хотела поразить герцога, то в этом она преуспела. Она увидела, как сжались его губы, и поняла, что читает его мысли. В эту минуту он подумал о другой американке, которая носит его имя.
– Мы должны вернуться, – решительно сказал он.
– Да, конечно, – согласилась Вирджиния.
Они прошли через дом. Воздух был напоен свежим ароматом пчелиного воска и цветов, а также, как вообразила Вирджиния, ощущением счастья. Под впечатлением этого в груди ее бились слова: «Давайте побудем здесь еще! Не надо возвращаться в замок, проведем здесь хотя бы несколько часов, чтобы мы могли поговорить друг с другом».
Герцог подошел к парадной двери и теперь, глядя, как она медленно идет через холл, сказал:
– Вам понравился дом, не так ли? «Сердце королевы» что-то значит для вас.
– Мне чудится, что дом пытается о чем-то рассказать…
– Я тоже ощущаю это всякий раз, когда приезжаю сюда.
Вирджиния с удивлением посмотрела на него.
– Зачем мне притворяться? – неожиданно резко спросил он, как будто она задала ему вопрос. – Я люблю этот дом, и, когда я взволнован или одинок, я приезжаю в «Сердце королевы». Один! – добавил он, как будто угадав, что у нее в уме зреет другой вопрос. – Прощай, Мастере! – сказал он старику, стоявшему у двери. – Я скоро приеду опять.