Непотопляемый «Тиликум»
Шрифт:
Главной же моей заботой было: как я буду управляться с японской командой? Может, через переводчика? Невозможно. Задуй ветерок немного посильнее, и никакой переводчик за мной не поспеет. А может, Смит, Смит и Смит наймут японскую команду, понимающую по-английски? Совсем невероятно: японцы, говорящие по-английски, потребуют больше денег, чем те, что языкам не обучены. С другой стороны, я хорошо знал свою фирму и был уверен, что она никогда пальцем о палец не ударит, если это не сулит ей выгоды.
В Иокогаме я стоял у релинга и наблюдал, как сходят на берег пассажиры.
— Мистер Восс? — спросил у меня за
Я обернулся. Маленький японец несколько раз учтиво поклонился мне. Как вежливый человек, я ответил тем же, разве что поклоны мои были не столь глубокими.
— Мистер Восс, — сказал японец, — позвольте представиться. Кобаяси.
Он протянул мне визитную карточку. На одной стороне напечатаны были японские иероглифы, на другой — по-английски:
«М-р Исао Кобаяси,
чиф-агент
Смит, Смит и Смит».
Фирма снова взяла меня под свое крылышко. Стоило мистеру Кобаяси поманить мизинчиком — и уже двое носильщиков поволокли мои чемоданы по трапу и скрылись с ними в людском водовороте. Мистер Кобаяси поднял большой палец — и уже стояли возле нас готовые к услугам два рикши со своими колясками. Мне было как-то неловко: человечек вдвое меньше меня ростом и вдруг повезет меня, этакого здоровенного! Но мистер Кобаяси уже подсаживал меня в двухколесную тележку, и, не успел я усесться, человечек зарысил прочь от порта. Сперва он бежал по довольно широким припортовым улицам, однако, чем дальше, тем улицы становились все уже и уже.
Моя коляска свернула раз десять налево и столько же — направо, и узкая улочка превратилась в незамощенную дорогу.
«Терпи, Ханнес, — сказал я себе, — храни азиатское терпение. Смит, Смит и Смит знают, что делают. Уж это так точно!»
И они-таки знали…
Рикша остановился у каких-то ворот, которые, как в сказке, тут же отворились перед нами. Мы въехали в крохотный дворик, обнесенный с трех сторон высокими стенами. С четвертой расположился маленький домик, весь из досточек и бумаги. У входа стояла грациозная японка в расшитом цветами кимоно. Она сделала глубокий поклон и помогла мне выбраться из коляски, что сопряжено было с некоторыми трудностями: тележка явно не была рассчитана для перевозки европейцев.
Подошел мистер Кобаяси:
— Это мисс Коике, — сказал он. — Или лучше, по-японски, Коике-сан.
Коике-сан низко поклонилась, полезла в кармашек, вшитый в широкий рукав ее кимоно, и протянула мне, улыбаясь и снова кланяясь, маленькую визитную карточку. У каждого здесь, что ли, такие карточки? Вслед за тем мой провожатый молниеносно исчез, испарился вместе со своим рикшей, а я остался один на один с Коике-сан.
Первым делом мы еще раз улыбнулись друг другу. Улыбка никогда не повредит. Фигурка у девушки была очень стройная. Кимоно у нее было расшито цветами. Об этом уже говорилось, но Коике наверняка обрадовалась бы, если бы узнала, что я помню, какими именно. По персиково-желтому полю цветущие вишневые ветви! Вот какие это были цветы! Ее обо — широкий японский матерчатый пояс — был из вытканной золотой нитью коричневой ткани. У Коике-сан были угольного цвета раскосенькие глазки, крохотные ушки, крохотный носик, крохотный ротик и иссиня-черные густые, длинные волосы, собранные в искусно закрученный узел.
Голос ее, хоть я поначалу не понимал ни слова,
Не слишком ли романтично, старина Ханнес? Надеюсь, нет. Просто мне очень хочется как можно точнее описать Конке.
Тихонько щебеча мне что-то, Коике нежно влекла меня в дом. Сразу за входной дверью была крохотная комнатка (все в этом домике было крохотное). Низкий порожек отделял ее от устланного циновками коридора. Коике (снова очень нежно) потянула меня присесть на этот порожек. Едва я уселся, она мгновенно стянула с меня ботинки. К счастью, носки у меня были целые (что для холостяка отнюдь не само собой разумеется).
Ботинки она поставила на полочку, а рядом с ними — свои гета — деревянные сандалии на дощечках-подставках. На ногах у нее были белые чулки с отдельно вывязанными большими пальцами.
На порожке перед коридором стояло две пары крохотных домашних туфелек без задника. Коике сунула в них ноги. Попытался было последовать ее примеру и я, но туфельки оказались едва в половину моей лапы. Коике прикрыла рукавом кимоно рот и тоненько хихикнула. Не иначе как потешалась над белым пентюхом. Хихикала она и после, всякий раз, как я, по ее мнению, допускал какую-то несообразность.
К сожалению, вынужден признать, что смеялась Коике надо мной довольно часто, но, к великой моей радости, смех ее звучал, как колокольчик, и вскоре я так привык к нему, что готов был слушать его бесконечно.
А пока она провела меня шагов шесть-семь по коридору. Потом отодвинула бумажную дверь, выскользнула из своих туфелек и показала знаками, что это же самое должен проделать и я. В одних носках мы вошли в комнатку. На полу здесь были постелены татами — камышовые циновки. Коике отодвинула дверь к противоположной стене, и мне открылся вид на миниатюрный садик. Крохотные деревца от 20 до 50 сантиметров высотой росли между скальными обломками. В крохотном прудике с крохотным фонтанчиком плавали малюсенькие золотые рыбки.
Левая сторона комнаты была приподнята уступом. На стене висела какомоно — настенная картинка, которую можно накручивать на валик. Тогда я не знал еще, разумеется, что такое какомоно, и о японском искусстве икебаны — составлении цветочных букетов — тоже ничего еще не слышал. Всему этому Коике обучила меня в ближайшие недели.
В уголке стоял мой багаж. Это было мое первое знакомство с японскими методами работы. Все делалось незаметно и быстро.
Коике что-то прощебетала мне и указала на чемодан. Ага, она хочет его распаковать. Мои вещи мгновенно исчезли в стенном шкафу. Из этого же шкафа она достала большое кимоно и деловито приложила ко мне, подойдет ли по размеру. Мне стало ясно: в японском доме надо жить как японец.
Я ожидал, что девушка выйдет, чтобы я мог переодеться, но Коике об этом, видимо, и не думала. Напротив, она молниеносно стянула с меня пиджак и жилетку. Затем она расстегнула на мне рубашку. Я начал уже было беспокоиться, как же дело пойдет дальше, но Коике снова закрыла лицо рукавом и тихо хихикнула. Ни одна благовоспитанная японка никогда не станет смеяться мужчине в лицо. А Коике, как я узнал позже, посещала даже специальную школу хороших манер. Однако японские правила приличия не всегда соответствуют нашим, европейским (или американским), причем в большинстве случаев я нахожу, что японские лучше.