Неповторимая
Шрифт:
Шона с трудом глотнула, жалея, что не может остановить дрожь. Ее охватили волнение и страх. Она не забыла, какими страстными были его прикосновения, как он в ярости и слепой решимости впивался в ее губы. Она чувствовала его желание. Ей следовало заговорить, избежать его прикосновений и воспоминаний.
Она облизнула губы. Надо заставить его уйти.
— Я не хотела причинить тебе вред.
— И тем не менее причинила!
Попытка не удалась. Теперь его пальцы поглаживали прядь волос Шоны. Голос Дэвида по-прежнему был мягким и вкрадчивым — он только
— Ты заманила меня в конюшню.
— В этом я уже призналась. Мне надо было поговорить с тобой.
— Но разговор не затянулся. Ты пыталась соблазнить меня. И умертвить.
— У меня и в мыслях не было соблазнять вас…
— Пожалуй, вы и вправду не собирались заходить так далеко. Вы надеялись, что снотворное, подсыпанное в вино, подействует прежде, чем случится непоправимое.
— Вино…
— В него определенно что-то подмешали. Вы собираетесь это отрицать?
Она опустила ресницы.
— Шона! — Горячее дыхание Дэвида коснулось ее лица. Прикосновение его ног отвлекало ее.
— Я… я хотела объясниться, я же говорила. Мы пытались помочь Алистеру. Но уверяю вас, сэр, я в самом деле не знала…
— Вы знали достаточно и заслуживаете самой суровой кары, леди Шона Мак-Гиннис. И клянусь, вы будете неотъемлемой частью всего, что я пожелаю — нет, потребую! — теперь!
— Вы спятили, если уверены, что имеете право что-либо требовать от меня, лорд Даглас! Я никогда…
— Что — вы никогда? — перебил он, склоняясь еще ниже. Ярко сверкнула полоска его зубов, улыбка напомнила гримасу сатира.
— Что же вы собираетесь потребовать? — спросила она.
— Все, леди Мак-Гиннис, все. Плоть, кровь, душу и более того.
Он придвинулся еще ближе. Так близко, что их губы почти соприкасались.
Он вновь провел пальцами по ее щеке и шее. Шона вздрогнула, словно по ее телу пробежали языки пламени.
— Я требую… вас, миледи, — ровным тоном сообщил Дэвид. — Я вернулся и намерен начать с того, на чем остановился. Я требую вас. Чертовски удобное положение! То, чего я хочу, досталось мне без всяких хлопот. В конце концов вы спите в моей постели.
— Я уже принесла свои глубочайшие извинения. Каким-то чудом вы вернулись. Это ваша постель. Я непременно освобожу ее.
— Это ни к чему, Шона, по крайней мере сегодня.
— Но это нелепо! Вы не понимаете…
— Нет, это вы не понимаете, миледи. Меня обманули. На меня напали и оставили умирать, но я каким-то образом выжил. Выжил, чтобы оказаться в аду. Виновные должны поплатиться.
— Но…
— Сегодня, миледи, время расплаты. Наступила ваша очередь. Вы будете первой — да, первой. Поскольку, вероятно, вы не единственная виновница. Остальных еще придется разоблачить и наказать. Но ваша вина, дорогая, ясна как день.
— Черт побери, я ни в чем не…
— Вы виновны.
— Говорю вам…
— Я спал вот здесь, в этой самой комнате, Шона, когда вы явились ко мне среди ночи и заманили в ад. Как быстро и просто это случилось! Неужели вы забыли?
— Нет, не забыла!
— И я тоже.
— Дэвид, я же сказала, я не знаю, что произошло, не знаю, как вы сумели выжить. Я…
— Значит, нам предстоит выяснить правду о том, что случилось пять лет назад. А тем временем, леди, начнется расплата.
Она знала Дэвида с детства, он казался таким знакомым и вместе с тем совсем другим человеком. Шона опасалась, что он совершенно изменился. Вполне возможно, он способен схватить ее за горло, сжать пальцы и медленно и уверенно лишить ее жизни.
Шона затаила дыхание, встретившись с его взглядом в ночной игре света и тени. Но она увидела не темно-зеленый цвет, напоминающий оттенок листвы, а резкий блеск изумрудных глаз, холодных, как камни в ледяной глубине земли. И вместе с тем она чувствовала обжигающее пламя в глубине собственного тела. Он превратился в чужака, но знакомого чужака. Шона хорошо знала и помнила его внешне. Она узнала выражение его лица, но ей было ясно: какие бы чувства он ни испытывал к ней раньше, все они умерли той ночью. Его прикосновение было ледяным. Однако оно не усмиряло охвативший Шону жар, порожденный страхом, ожиданием, яростью и… предвкушением.
Она — дочь народа, который живет в непрестанной борьбе, напомнила себе Шона. Народа, который погибал, отстаивая свои права, гордость, убеждения. К чему бы ни стремился Дэвид, к отмщению или убийству, она будет бороться — пока не иссякнут силы…
— Я не стану платить за то, чего не совершала! — шепотом выпалила она. — Ты ничего от меня не добьешься. Ты…
Прижав палец к ее губам, он заговорил холодно и хрипло, словно не слышал ни единого слова Шоны:
— Это я буду решать, миледи, как поступить с вами дальше. Вы заявляете о своей невиновности и вместе с тем признаете свою вину.
— Я виновна только в том, что….
— Вы были пешкой, Шона. Приманкой. Вероятно, удар нанесли не вы, а кто-то другой.
— Клянусь вам, я не знаю…
— Кто-то пытался убить меня.
— Но вы не погибли. Где вы…
— Сейчас это не имеет значения.
— Возможно, вас никто не пытался убить. Всему виной был пожар.
— Мне нанесли смертельный удар в голову, Шона.
— Должно быть, упала балка…
Он выругался с таким неукротимым бешенством, что она затихла.
— Клянусь, мне неизвестно ничего о попытке убить вас…
— Докажите это.
— Что вы имеете в виду?
— Сохраните тайну. Помогите мне узнать истину.
— Но как?
— Пока просто смотрите и слушайте.
— А если я не стану помогать вам?
— В таком случае… — начал он, склоняясь над ней. Шона увидела, как затвердело его лицо, и почувствовала напряжение тела. Им завладел таинственный, приглушенный огонь, в любой момент готовый полыхнуть с новой силой. Если бы Шона могла пошевелиться, она опять испытала бы искушение выпрыгнуть из окна, лишь бы избавиться от волны насилия, которая, казалось, бушевала в нем. Но Дэвид вновь выпрямился верхом на ней, сдавливая ее бедра, однако оберегая от веса своего тела.