Неповторимое. Книга 2
Шрифт:
Гутник остался со своим заданием, а я отправился на конюшню. Там стоял мой Нептун. Дежурный доложил, что за время его дежурства происшествий не произошло, все в порядке и через час он будет раздавать корм. Дневальные делали уборку. Я поинтересовался, где стоят верховые кони. Один из солдат повел меня в торец помещения. Нептун меня сразу узнал, заволновался, стал двигаться, фыркать и бить копытами, поднял хвост трубой, глаза — навыкате. Я погладил его по шее, почесал за ухом. Он одобрительно замотал головой.
— Как часто выводите коня на прогулку? — спросил я дежурного.
— Да почти каждый день, — ответил он.
— Так каждый день или почти?
Дежурный мялся. Было видно, что или он не знает, или коня вообще не выводят.
— Я редко
Поскольку командир полка уехал, а мне все равно надо добираться до штаба, я приказал дежурному оседлать коня и подвести к канцелярии, а сам пошел к Гутнику. Тот уже стоял у крыльца:
— Плохо, конечно, получилось. Вот мой рапорт, но устно прошу передать командиру полка, что очень сожалею обо всем и что этого больше не повторится.
— Передам, — коротко бросил я и, распрощавшись, вскочил на коня и шагом отправился к выходу. Как только я оказался в седле, сразу почувствовал, что Нептун очень напряжен. Я погладил и похлопал его по шее, чтобы успокоился. Шея была влажная. Это меня насторожило. Потрогал грудь, бока — они тоже были слегка потными. Тут я понял, что что-то произошло. Иногда ретивые ездовые перед поездкой верхом «вливают» коню еще в стойке пять-семь хороших «битюгов» по крупу, бокам, брюху, чтобы он «не спал» под седлом, а играл, и ведут после этого к командиру. Мол, поездка будет что надо. Продолжая успокаивать взвинченного коня, я спустился с поросшей лесом горки, где располагался военный городок, проехал несколько сот метров по магистральной дороге, а перед въездом в населенный пункт решил спешиться и, держа крепко поводья, пройти всю Целленроду пешком. И хотя это было далековато, так как штаб полка находился на противоположной окраине, но ехать на взвинченном коне по большому населенному пункту было опасно. Однако Нептун разгадал мой замысел. Только я попытался было натянуть поводья, чтобы остановиться, он словно взбесился: закусив удила коренными зубами и поднявшись почти вертикально на дыбы, рванул с места в карьер и, делая гигантские скачки, понес меня по булыжной мостовой центральной улицы Целленроды. Мои самые решительные и самые тяжелые для коня попытки перевести его на рысь или хотя бы на нормальный галоп ни к чему не привели. Это был, как у нас в ту пору говорили, аллюр три креста…
Нептун нес меня быстрее ветра. Мгновенно оценив обстановку, я понял, что может произойти беда, тем более если навстречу или из соседней улицы выедет большой грузовик, или группа пешеходов будет переходить улицу и т. п. В какие-то доли секунды сообразил, что есть только два выхода: или я должен застрелить коня, но сделать это в бешеном скачке было очень трудно, или, приноровившись к этому бешеному аллюру, ждать, когда мой Нептун выдохнется и сам перейдет на спокойный бег. Конечно, я должен быть готов «вылететь» из седла, если Нептун столкнется с препятствием. Я выбрал второй вариант. Обстановка была критическая. На булыжнике в таком аллюре конь в любой момент мог завалиться. Мысли летели одна за другой: «Вот прошел всю войну и остался жив, а теперь придется погибнуть так нелепо или покалечиться».
Между тем наш «полет» пока проходил без происшествий, хотя люди и небольшие машины при виде скачущего Нептуна с всадником шарахались в разные стороны. Однако впереди уже просматривался плавный поворот главной улицы влево, а прямо шла дорога поэже, но зато асфальтированная. Она вела к штабу полка и далее к офицерскому городку. Никаких признаков того, что после пятнадцати или двадцати минут дикой скачки Нептун начал уставать, не было. Наоборот, казалось, он только что стартовал.
Перед штабом полка стоял шлагбаум и аккуратная будочка, где нес контрольно-пропускную службу наряд (сержант и два солдата), который пропускал гражданских лиц, в основном немцев, только по пропускам или по разрешению дежурного по полку. Солдаты на КПП издалека увидели скакуна с седоком и, очевидно, намеревались поднять шлагбаум. Мигом оценив обстановку, я что было мочи закричал:
— Не поднимайте шлагбаум! Не поднимайте шлагбаум!
Видимо,
Сдвинув ноги в стременах так, чтобы кончики сапог, т. е. носки только чуть-чуть касались дужки стремян, и собравшись в пружину, я руками оттолкнулся от луки седла и ногами — от стремян в расчете вылететь из седла по ходу влево. Получилось все, как было задумано. Но в момент отталкивания левая нога соскользнула со стремени, и я не выпрыгнул, а завалился на левую сторону и, перевернувшись в воздухе всем телом, падая плашмя, точнее навзничь, очень сильно ударился спиной о землю. Хорошо, что Нептун не зацепил меня задними ногами. Падение было резким и сухим. Практически ничто не самортизировало удар — травяной покров был очень тонкий со многими пролысинами, почва, давно не видевшая дождей, спеклась и была тверда, как камень. Правда, мне повезло — я не запутался и не завис в стремени. Иначе конь поволок бы меня, в считанные секунды разбив всего копытами.
Ну, а что же Нептун? Сделав еще два-три прыжка, он сразу остановился, подняв облако пыли. Затем развернулся и медленно пошел ко мне. Остановившись рядом и склонив голову к моему лицу, стал шершавыми губами толкать меня, очевидно, давая понять, что хватит валяться, пора вставать — накатались. А я не мог не только встать, но и пошевелить рукой, чтобы погладить его по морде. Любая попытка пошевелиться вызывала острую, пронизывающую боль во всем теле — так бывало и в прошлом. Однако сознание меня не покидало.
Стояла ясная, солнечная погода. Я смотрел в голубое небо, по которому медленно плыли одиночные кучевые облака причудливых форм, и думал: вот так, глупо, можно погибнуть. Конечно, Нептун выкинул этот номер неспроста, ведь он всегда вел себя послушно. Что же с ним случилось теперь? И снова мои мысли вернулись к Гутнику. Уже после боев столько у него было различных эпизодов, причем с «тенью», что пора и меры принимать. То он организовал судилище над солдатом, а затем его «расстреливал», то у него на марше от демаркационной линии к пункту постоянной дислокации пропало орудие с расчетом, пришлось двое суток вести поиски; то на 23 февраля 1946 года организовал в батарее великое торжество с множеством различных мясных продуктов сомнительного происхождения и т. д. Не говоря уже о его «перлах» во время войны. Но каждый раз он выходил «сухим из воды», как, к примеру, и в этих трех случаях.
Первый произошел с судилищем. Был у него один боец, который держал длительное время всю батарею в напряжении. В то время в оккупационных войсках был строжайший приказ Главкома о недопущении самовольных отлучек. А этот каждую неделю куда-то бегал. Солдат пропадал — естественно, в батарее объявлялась тревога и весь личный состав шел на поиски. Все этого бойца просто возненавидели. Никакая гауптвахта на него не действовала — он мог улизнуть уже на второй день после отсидки. Но когда этот тип ушел и отсутствовал целые сутки — у всех терпение лопнуло. Ведь из-за этого ЧП в батарее весь личный состав замордовали во время поиска. После чего Гутник решил его судить с участием всей батареи. Об этом «цирке» уполномоченный особого отдела рассказывал командиру полка в моем присутствии.