Непознанный мир веры
Шрифт:
Творчество Евгения Львовича Шварца (1896–1958), замечательного писателя, драматурга и сценариста, запоминается прежде всего добротой.
Многим известны фильмы, снятые по его пьесам: «Обыкновенное чудо», «Золушка», «Сказка о потерянном времени», «Дон Кихот»; спектакли «Тень», «Голый король». Но мало кто знает, что Евгений Львович был верующим православным человеком. Перед смертью он исповедался и причастился Святых Христовых Таин. Напутствовал его известный ленинградский священник, протоиерей Евгений Амбарцумов.
Путь ко Христу
Франсуа
«Наши сердца будут полны невидимых идолов до тех пор, пока мы не распнемся со Христом на Кресте, пока мы не прекратим пытаться ублажить себя и угодить своим желаниям и пока не отдадим себя целиком бедным, нищим, страдающим членам тела Христова по всему миру».
Александр Грин (1880–1932), писатель-романтик, ассоциируется у большинства читателей со своими феериями — «Алыми парусами», «Бегущей по волнам», «Блистающим миром» или же готическими рассказами «Крысолов», «Серый автомобиль», «Фанданго». Было время, когда его проза была почти не востребована или вовсе ошельмована, и были годы, когда имя Грина гремело по всей стране.
Но мало кто знал, что Александр Степанович был православным христианином. Ему выпало жить во времена богоборческие, искать свой путь ко Христу, непрямой и нелегкий. Писателю Юрию Домбровскому, которого в 1930 году послали к Грину взять интервью от редакции журнала «Безбожник», Грин ответил: «Вот что, молодой человек, я верю в Бога». Домбровский вспоминает, что замешался и стал извиняться, на что Грин добродушно сказал: «Ну вот, это-то зачем? Лучше извинитесь перед собой за то, что вы неверующий. Хотя это пройдет, конечно. Скоро пройдет». Весной 1932 года врачи сказали жене Грина Нине Николаевне, что состояние мужа безнадежно. «…Я не отходила от него, боясь потерять каждую минуту, — вспоминала она. — Вдруг он захочет мне что-то сказать, а меня не будет рядом и ему станет горько. За три дня до смерти он захотел пригласить священника. Не прямо сказал мне об этом; посмотрел на икону, висевшую в углу, и говорит: «Мы, Нинуша, еще молебен в новом доме не служили, надо бы отслужить». В его желании я увидела ощущение им приближающейся смерти. Привела старенького отца Владимира. Предупредила, что он идет к больному, который, должно быть, захочет причаститься. Так и оказалось…Уходя отец Владимир сказал мне, что Александр Степанович исповедался и причастился…После его (священника. — Прим. ред.) ухода мы зашли к Александру Степановичу — он позвал меня и мать…Усадил рядом и стал рассказывать о беседе с о. Владимиром.
«…Батюшка предложил мне забыть злые чувства и в душе помириться с теми, кого я считаю врагами. Я понял, о ком он говорит, и ответил, что нет у меня ненависти ни к кому на земле»». Об отношении к Богу в своих произведениях Грин говорил редко, остерегаясь, видимо, прикасаться к столь высоким понятиям, как вера. Но в своем романе «Блистающий мир» он называет своими именами то, о чем молчал ранее. «…Она (Руна. — Прим. ред.) не потеряла надежды этой, так просто протянувшей ей руку; встретила она как бы Старого Друга, о котором забыла. Его голос был так спокоен и вечен, как в дни детства, — вечен, как шум реки, и прост, как дыхание. Следовало послушать, что скажет Он, выслушать и поверить Ему».
Ельцин в монастыре
Авраам Линкольн:
«Я часто преклонял мои колени пред Богом, побуждаемый сильным убеждением, что ни к кому другому я не могу обратиться в моей нужде».
Жарким летом 1995 года Борис Николаевич Ельцин посетил знаменитый Псково-Печерский монастырь. Осматривая тамошние пещеры, глава государства выразил удивление,
Экскурсия продолжается, и через некоторое время Борис Николаевич в недоумении задает тот же вопрос. «Так уж Господь устроил», — отвечают ему. Проходит несколько минут, и президент при выходе из пещер шепчет отцу архимандриту: «Откройте секрет — чем вы их мажете?» — «Борис Николаевич, — ответствует тот, — есть ли среди вашего окружения кто-нибудь, от кого дурно пахнет?» — «Конечно, нет». — «Так неужели вы думаете, что кто-то может дурно пахнуть в окружении Царя Небесного?»
Этот случай действительно произошел в Псково-Печерском монастыре, который и название свое получил от «Богом зданных (т. е. созданных) пещер». С их открытия, собственно, и началась история обители. Чудесным свойством пещер является то, что после внесения сюда умершего совершенно исчезает запах тления. К настоящему времени в пещерах захоронено более 14 тысяч человек.
Откровения о самих себе и о вере
Алексей Баталов,
народный артист СССР
— Путь к вере начинался для меня с живых впечатлений детства, самых ранних. Бабушка была верующий по правде человек, легкий, добрый. Поэтому церковные праздники у нас, пусть дома, пусть закрыто, но были.
Не во всех домах и Пасха, а у нас, как бы ни было нище, бедно в разные времена, она всегда праздновалась. И актеры МХАТа, которые дружили с отцом, с дядей Колей, Андровской (семья же вся была мхатовская), все крутились вокруг нашего дома, стола. Но это бабушка Баталова в Москве. А родители мамы жили во Владимире. Наш дом — шагах в четырехстах от Кремля и главных владимирских святынь. Так что там тоже люди были очень определенного уклада. Потом их всех арестовали, и дом таким образом разрушился, превратился в коммунальную квартиру. А дальше — Москва, Ордынка. К счастью, церковь напротив нас была открыта. Поэтому на праздник мама пойдет туда постоять, а я — рядом. Так все и шло понемножечку.
В этом храме был отец Киприан, невероятно образованный, умный, добрый, тонкий человек. Он бывал в доме у нас. И очень я его любил. Когда я стал уже актером, ходить в церковь было нельзя. И на Пасху я стоял в храме наверху — от начала до конца пасхальной заутрени… Я стараюсь верить в Бога. Это единственное, что не «перестраивается», остается постоянным. Перестроек я видел много…
Иннокентий Смоктуновский
(1925–1994),
народный артист СССР
— Я, может, и жив только потому, что верую в Господа. Я через все тяготы войны прошел, когда со мной ну только смерти не было, она просто случайно мимо прошла. Он, наверное, берег меня для каких-то маленьких моих свершений — Мышкина, Гамлета, Чайковского, Деточкина, царя Федора.
Я, совершенно бессильный, раздираемый хворями, был в плену у немцев, попал под Житомиром, когда город переходил из рук в руки… Я забрался под мост, а сверху проходила огромная колонна военнопленных, гнали тысяч тридцать моих товарищей, которые вместе стояли насмерть. Когда они шли сверху, шурша своими подметками, я молил Бога, может, уцелею, хотя, собственно говоря, подыхал. И вдруг справа я увидел: спускаются сапоги немецкие. Почему немецкие? Потому что у немецких офицеров высокий каблук. Зачем спускаться офицеру с парабеллумом в руке? Для чего ему идти на лед этой речушки, где под мостом стою я за столбом?