Неправильный лекарь. Том 4
Шрифт:
— Значит моё обещание отдать ему десять таких плиток если я проиграю спор можно считать пустым, так?
— Так, но я уверен, что спор ты не проиграешь. В крайнем случае я тебя выручу.
— Ого! — восхитился я. Интересно, сколько ещё этих волшебных шоколадок лежит у него в запасе.
Курляндский в этот раз впустил нас через пару минут после первого стука. Неужели знает, что его ждёт ещё одна плитка вожделенного шоколада? Или просто надеется. Увидев в руках Панкратова то, что хотел, Готхард Вильгельмович заулыбался, как при встрече с близкими
Сегодня стол сразу был накрыт на три персоны и затуманивал разум божественными ароматами экзотических блюд. Да где же он столько денег берёт на всё это? Дом ему отремонтировать не на что, а на столе одни заморские деликатесы. Да что я всё переживаю? Не моё это дело. А моё — возрадоваться предложенному и получать удовольствие.
— Двести флаконов комбинированных изотонических солевых растворов тебе на первое время хватит? — спросил Готхард, разламывая специальными щипцами бронированную прочным хитином ногу краба.
— Думаю да, — кивнул я, выбирая с чего начать. — Жду разрешения из министерства и начинаю использовать.
— Тебе жить надоело что ли? — хозяин дома изменился в лице и остановил своё нелёгкое занятие. — Ты понимаешь, что тебе конец? Киркой махать умеешь?
— Письмо писал не я, а Обухов, — ответил я. — Точнее Обухов под ним подписался, и оно от его имени.
— Понятно, — вздохнул Курляндский и доломал наконец крабью ногу. — Значит скоро в Питере будет новый главный лекарь. А судя по слухам и разговорам это будет Захарьин. Капец тебе, мальчик, он тебе спуску не даст, сразу забудешь обо всех своих затеях и стремлениях. Ты только предупреди, когда он до тебя доберётся, я все входы заминирую.
— Думаете настолько всё плохо? — спросил я. Даже тарелку от себя отодвинул, аппетит пропал напрочь.
— Уверен, — хмыкнул он и потянулся за бутербродом с чёрной икрой. — Меня чуть не распяли в своё время за эти идеи, просто чудом удалось избежать рудников. Из-за этого мне тогда запретили заниматься фармацевтической деятельностью, денег не стало, дворец приходит в упадок, и только совсем недавно я снова наладил производство, которое меня теперь вкусно кормит. Ты не представляешь сколько лет я ел одни макароны и топил печку в единственной жилой комнате, потому что остальные мне топить было нечем.
— Я не знал таких подробностей, — произнёс я, не зная, как вести себя дальше. Мир рушился на глазах.
— Сань, забей, — сказал обеспокоенный моей реакцией дядя Витя. — Обухов с головой дружит, если он решил такое написать, значит это ему ничем не грозит. Ну или по крайней мере не настолько.
— Ага, давай успокаивай и себя и своего протеже, — гигикнул Курляндский, не останавливая трапезы. — Допрыгаетесь. Надо было втихушку просто работать и всё, как это делаю я.
— Много ты фигни несёшь, Готхард, — недовольно ответил на выпад фармацевта Виктор Сергеевич. — Жизнь в затворничестве не пошла тебе на пользу.
— Моё затворничество — моя вынужденная меня,
— Отдай шоколадку обратно! — потребовал Панкратов.
Я удивлённо посмотрел на него. Вид у дяди Вити был абсолютно серьёзным, но я смог уловить, что он сейчас над Курляндским просто глумится.
— Хрен тебе! — гаркнул тот и показал кукиш. — Что ушло — то не вернёшь!
— Силой заберу! — сказал дядя Витя, встал со своего стула и опираясь на трость направился в обход стола к Курляндскому.
— Э! Э! — напрягся тот, пряча лежащую рядом с ним плитку за пазуху. — Ты чего, с ума что ли сошёл?
— Это ты с ума сошёл, пень старый! — взорвался Виктор Сергеевич. — Ты чего здесь лопочешь? Это ты с ума сошёл! Человек увлёкся твоими работами, хочет ввести твои разработки в обиход, а ты вываливаешь ему на голову плоды своих фантазий, основанные на устаревшей информации и слухах!
— Ну ладно, ладно, — примирительно поднял свои ладони Курляндский. — Чего сразу так заводиться? Написал, так написал. Подождём — увидим. Сядь лучше поешь, когда ещё такое увидишь.
— Выбрасываешь ты свои деньги хрен знает на что, Готхард, — сказал уже более спокойно дядя Витя и неторопливо пошёл обратно на своё место. — Лучше бы фасад отремонтировал для начала. У тебя такой красивый дворец был, а теперь он превратился в руины за редким небольшим исключением.
Дядя Витя обвёл рукой великолепие обеденного зала, где мы находились.
— Ага, — крякнул Курляндский. — Чтобы все узнали, что я начал жить хорошо? Пусть лучше продолжают считать, что я нищий и взять с меня нечего.
— Твоё дело, — махнул рукой дядя Витя. — Давай свои растворы, и мы поедем.
Я посмотрел на изыски на столе, до которых так и не добрался, но после сегодняшнего разговора уже и не хотелось. Впервые со мной такое, раньше ничто не могло испортить аппетит.
Курляндский удивлённо посмотрел на нас и наши едва начатые кушанья, нахмурился и недовольно хмыкнул. Потом позвал свою Лизоньку, и та через несколько минут вывезла две гружёные коробками тележки. Глянув на них, я пожалел, что не нанял грузчика. Теперь придётся всё это самому таскать в машину. Надо хотя бы на выгрузку человека найти, чтобы не бегать с этими коробками по коридорам и не тащить на второй этаж. Кстати, кладовку тогда лучше делать на первом этаже и желательно не особо далеко от входа.
Коробки с растворами для инфузий добавились к куче в углу моего кабинета, но это точно не дело, так не пойдёт. Ещё немного и это будет падать на меня. Теперь мне остаётся только ждать, когда люди Кораблёва сделают системы для капельниц, а министерство разрешит испытания. Насчёт первого я не сомневался, а вот второе под большим вопросом. Может Курляндский и нёс бред, но слишком уж он правдоподобный и если это всё сбудется, то мне лучше будет покинуть свой любимый город, в котором я оказался просто чудом.