Непредсказуемый спектакль
Шрифт:
Но все мои тревоги и переживания тут же улетучились, стоило лишь мне увидеть объект моего вожделения… Она была просто огромная. Я еще никогда не видела таких масштабов. Белоснежная с синей каймой посередине борта, и большими буквами «Свобода» на корме. Вот где действительно свобода!
Мы отплыли, как только все наше «семейство» оказалось на борту этой шикарной лодочки. Стоило ей отчалить, как все тревоги, связанные с мои «самым любимым» Блондином, отошли куда-то на пятый, а может и шестой план. Я наслаждалась прекрасной яхтой, невероятными пейзажами и просто отличным
Отпуск был не так уж и плох, даже несмотря на то, что рядом со мной все время находился Паркер, будь он не ладен!
А потом стало еще веселее. Паркер-старший вытащил откуда-то из недр этой необъятной яхты горячительные напитки. И тут настало настоящее веселье. Четко я помню события лишь до третьего стакана. А потом у меня начались провалы в памяти. Что я пила после этих самых трех стаканов, я уже и не помню. Единственное, что отпечаталось в моей памяти очень хорошо это то, что и я, и Кассандра были пьяны необъяснимо….
Проснулась я утром в нашей с Паркером комнате. Как я в ней оказалась, я не помнила совсем. Голова раскалывалась, а во рту было весьма мерзонькое ощущение. Первое, что пришло, это страх. А вдруг в таком состоянии я натворила что-нибудь совсем безрассудное? Да, да, меня очень интересовало, а не переспала ли я с Паркером! Очень хотелось надеяться на его хоть какую-то совесть. А есть ли она у него? Конечно же, нет! Это же Паркер!
Я тут же взглянула под одеяло. Я была одета. То есть на мне была моя неизменная пижама. Что уже неплохо. Но это еще вообще ничего не значит, знаете ли! Блин! И как же болит голова. Теперь она раскалывается еще больше.
Я осмотрела комнату, Паркера не было. Где пропадает этот болван? Где он шляется в тот момент, когда мне срочно нужно выяснить такие пикантные подробности? Вот всегда говорила, что Блондин еще та задница!
Я медленно встала с кровати и направилась в ванную. Умывалась я холодной водой, не помогло. Голова по-прежнему трещала. Я подошла к балконным дверям. За окном сияло солнце. Интересно, который час? И вообще, во сколько мы вернулись домой? И что было потом? Да, где же эта белобрысая задница?! Я открыла двери и вышла на балкон. Помогло мне это мало. Жара стояла невероятная. Но легкий бриз все же немного приносил облегчения. Я опустилась на одно из плетеных кресел и закрыла глаза.
— Посмотрите-ка, кто проснулся?
Голос Блондина был полон сарказма и иронии. Но мне было плевать. Наконец-то, Белобрысый появился!
— Заткнись, Паркер, — простонала я, медленно открывая глаза.
— Какая же ты все-таки милая, — проговорил Блондин, усаживаясь рядом со мной.
На его лице играла его обычная хищная ухмылка. И мне снова плевать. Голова болела адски.
— Ой, помолчи, пожалуйста, — злобно проговорила я, — и без твоего противного голоска мерзко.
Блондин усмехнулся. Я еще раз взглянула на него. А он не выглядел так паршиво, как я. Он, что
— Держи, злюка, — снова усмехнулся он и протянул мне стакан.
И он все это время просто держал его в руках? Вот засранец! А сразу отдать его было нельзя? Я, злобно сверкнув глазами, взяла стакан, осушив его, наверное, одним глотком. Как же хорошо.
Я откинулась на кресло, снова закрывая глаза. Вот не сверлил бы еще рядом своим проницательным взглядом меня долбанный Блондин!
— И что вчера было? — тихо поднимая голову, спросила я.
— Ну, вы с Кассандрой и отцом славно напились, — снова его мерзкая ухмылка.
Вот как долбанула бы чем-нибудь тяжелым! То, что мы напились, было ясно и без этого. Умирала бы я сейчас разве?
— Это и так понятно, — огрызнулась я, — что мы делали?
— Ну, сначала вы выпили, наверное, половину бара, — задумчиво проговорил Паркер, а потом снова нацепил свою ухмылку, — потом принялись за дикие танцы.
Я закрыла глаза, простонав. Вот же черт. И надо было так упиться!
— А потом стали петь в караоке, — продолжал Блондин.
Вот блин! Это еще хуже. И судя по все той же мерзкой ухмылочке Паркера, зрелище было то ее. Сквозь землю провалиться! Все, больше не пью. По крайней мере, столько.
— Было так ужасно? — спросила я у смеющегося Паркера.
— Ну, если учесть, что у Кассандры нет слуха, а у отца еще и голос никудышный, — он усмехнулся, пожимая плечом, — а вот ты молодец, Рыжая. Даже в стельку пьяная умеешь хорошо петь.
Я довольно хмыкнула. Ну, еще бы. Годы тренировок. Зря я что ли в университетской группе пою.
— В «Гарпиях» и не так петь приходилось, — закатила я глаза.
А вот у Паркера они, наоборот, расширились. И чего он так уставился на меня? Секунд пятнадцать он не сводил с меня своих удивленных глаз, а потом, видимо, до него дошло.
— Ты поешь в «Гарпиях»? — он не скрывал удивления.
— Ага, — кивнула я, снова прикрывая глаза.
— Так это, значит, твой голосок я там слышал, — донеслось до меня.
Я даже приоткрыла глаз, чтобы взглянуть на Блондина. Он что слушал «Гарпий»? вот это сюрприз.
— Что ты на меня так таращишься, — возмутился Паркер, — да, я слушал этих ребят. У них получаются отличные каверы. А теперь они мне стали даже больше нравиться.
Я усмехнулась, снова закрывая глаза.
— Так, значит, «Гарпии», это твоя группа, — задумчиво произнес Блондин.
— Технически, это группа Стива, — не открывая глаз, проговорила я, — он собрал ребят. А они взяли меня вокалисткой.
— И давно ты там поешь?
Я даже приоткрыла глаза. Он, что интересуется моей жизнью? Это как-то весьма и весьма странно. Обычно Блондину нет никакого дела до девушек, что окружают его. У него только один интерес.
— Почти год, — спокойно ответила я.
— И как ты туда попала? — кажется, я слышу нотки недоверия.
Я тяжело вздохнула и повернулась к Паркеру. Кажется, спокойно пережить мне сегодняшнее похмелье, он мне не даст.