Непреодолимая сила
Шрифт:
– Ой, да ладно! Вы с матерью мне просто завидуете. У вас жизнь не сложилась, а у меня еще все впереди, – нахально заявила Машка.
– Спасибо тебе, дочка! – Сережа даже не обиделся, очевидно, разговор этот был чем-то привычным.
Но Таня возмущенно посмотрела на Катю:
– Ни фига же себе…
– Да не обращай ты внимания! – рассмеялась невестка. – Это у нее на словах только, а сама по уши влюблена в какого-то Дениса из параллельного класса.
– Обязательно всем рассказывать! – взвизгнула Машка, выбегая из кухни.
Катя только махнула
– Гляди, ведь не продал!
Таня уставилась на свое кольцо:
– О, Господи…
Она подняла на невестку беспомощные глаза:
– Катюша… Что мне теперь делать, Катюша? Это только в сказках все можно сначала…
– Утром разберетесь. Давай, я тебе сегодня с Машкой постелю, отдохнешь пока.
– Нет, – покачала головой Таня, – я к Косте. Мне к нему нужно…
Катя понимающе кивнула, принесла Тане еще один плед, подушку и байковый халат.
В комнате, где спал Костя, горел ночник. Таня в испуге остановилась, но потом закрыла за собой дверь и приблизилась к тахте. Ей показалось, что она вернулась в ту самую новогоднюю ночь, когда Костя спал у нее на диване. Одеяло он натянул на голову, а длинные ноги остались непокрытыми. Она тихонько укрыла его своим пледом, выключила свет и прилегла рядом, прислушиваясь к Костиному дыханию. Боясь разбудить, только взяла его руку в свою и ощутила, как бешено заколотилось сердце.
Как же так произошло, что ее самый любимый человек страдал в одиночестве, борясь с обстоятельствами, что ему было плохо, а она не могла ни пожалеть, ни помочь? Разве справедливо это и честно? Какое право он имел выкинуть ее из своей жизни? Таня испытывала гнев и бессилие из-за невозможности что-то исправить. И еще – вину… Почему, почему она не переломила свою гордость, не почувствовала, не догадалась? Нежность, возмущение, жалость, обида нахлынули на нее одновременно. Она с силой сдавила его пальцы.
Таня не могла видеть в темноте, но сразу поняла, что Костя проснулся.
– Костя, – тихо и жалобно позвала она.
– Таня, – скорее утвердил, чем спросил он, все еще не шевелясь, только сжав в ответ ее руку. – Ты как здесь? Я не помер? Ничего не болит, рядом ты… Не, вряд ли Господь послал бы меня в рай… Скорее, в другое место.
– И правильно! – Таня резко отодвинулась от него и села, закрыв лицо руками. – Туда тебе и дорога! Что ты сделал со мной? Как ты мог…
– Танечка, Таня! – он тоже сел, пытаясь обнять ее, но она вырывалась.
– Кто позволил тебе так расправиться – с нами обоими?! – она почти сорвалась на крик.
– Я защищал тебя…
– А зачем мне была твоя защита? Мне нужен был ты! – она качала головой, не в силах успокоиться.
В дальней комнате включили погромче телевизор, но Тане было сейчас все равно – слышат, не слышат…
– Я не мог по-другому… Я бы не перенес, не пережил… И что я мог тебе предложить – одни несчастья? Я чувствовал себя ничтожеством! Я не имел права загубить твою жизнь…
– «Я, я»! Эгоист! Не мог загубить… Так ты и так ее загубил! Может, ты решил, что мне нужны были
– Танечка… девочка моя… детка… – Костя пытался повернуть ее к себе. – Господи, ну почему я не знал, столько лет не знал, что ты одна? Да я бы все отдал…
– А ты представь себе, что я была бы сейчас не одна, пусть и не с Павликом? Представь, что у меня дети, семья, и вдруг появляешься ты со своим рассказом? Что тогда – удавиться? Да ты просто придурок, что с тобой говорить? Я подозреваю, не будь у тебя офиса с большим креслом, ты бы и сейчас решил, что нам незачем встречаться, так ведь?
Костя не отвечал. Он вспомнил, как ночью набирал из автомата номер Звягинцевых… Ну почему он не узнал ее новый телефон, не выяснил всё до конца?
– Я звонил тебе… – только и смог выговорить он.
Ощущение, что она так близко, рядом, не давало ему сейчас думать, правильно или нет он поступил тогда. Таня будет принадлежать ему, она принадлежит только ему, и никто не в силах этому помешать! А все свои грехи он замолит, пусть она только позволит!
– Помнишь, твоя мама настаивала на венчании? А когда венчают, требуют дать обещание, – вдруг тихо произнесла Таня, – быть вместе – в горе и радости, в богатстве и бедности… в болезни и здравии. Если бы мы поклялись, успели поклясться, ты бы посмел меня вычеркнуть? Ты должен был все объяснить мне! А ты? Что сделал ты?
Эти слова Костя уже слышал, и сейчас его поразило, что именно она произнесла их.
– Прости меня, если можешь, – наконец вымолвил он. – Себя я так наказал, что мало не покажется… Одна только мысль о твоем замужестве чего стоила! Двенадцать лет я так ярко представлял себе… Вместо того, чтобы…
– Не надо, Костя… – она замотала головой. – Я уже не знаю, кого мне больше жалко – тебя или себя…
– Танечка… Я хочу видеть твои глаза. Ты уничтожила меня сегодня – холодная, чужая, – он потянулся к ночнику.
– Не включай! – испугалась Таня, – зато сейчас я опухшая и зареванная. В обморок упадешь.
– Прости, ну пожалуйста, прости, прости!
Он уже целовал ее – в шею, в заплаканное лицо, а Таня больше не в силах была сопротивляться…
– Костенька… подожди! – опомнилась вдруг она. – Что у тебя с сердцем? Болит?
– Ничего у меня теперь не болит…
– Тебе надо провериться, это очень серьезно… Ну, Костя, постой!
– Хорошо. Я проверюсь. Сделаю все, как ты скажешь. Ты ведь теперь со мной.
– Я не знаю… Так не бывает! Что будет дальше?
– Ничего плохого больше не будет, – он крепко сжимал ее в объятьях, – а если и будет, мы справимся.
– Мы давно порознь, столько лет… Кем я была? Девчонкой… Теперь я другая. Ты даже не представляешь, насколько я стала плохая и злая. Я боюсь!
Несмотря на свои слова, Таня прижималась к нему так, словно опасалась, что он снова исчезнет.
– А я не боюсь, – твердо сказал Костя, – вот теперь я ничего не боюсь. Какие могут быть страхи? Господь послал нам чудо, разве ты не видишь?