Непреодолимые обстоятельства
Шрифт:
Алимов начинал злиться. Раздражение на Макса, связанное совсем не с катанием, вдруг нашло выход здесь, на горной гряде.
— Готов?
Рус недовольно кивнул, вставая на доску. Макс на секунду задумался.
— Рус, возьми рюкзак противолавинный.
Рустем скривился. Макс принимает его за идиота? Словно не мужика с опытом инструктирует, а неумеху Амину учит стоять на лыжах. Он отмахнулся.
— Рус, возьми. — Макс отстегнул ботинки и подошёл к Алимову.
Помог надеть рюкзак. Напомнил, как активировать подушку, если что-то вдруг произойдет.
—
Ему не хотелось тащить лишнюю тяжесть. Кроме того, его бесил назидательный тон инструктора. Или сам Макс раздражал его, потому что неразрывно был связан в голове Рустема с образом Булки?
— Я успею, если что, отъехать. У тебя опыта меньше.
Рустем психанул.
— Поехали уже. — Раздражённо высказал он и оттолкнулся сноубордом от земли.
Макс поспешил встать на доску и объехать Алимова. Что с ним такое? Как ретивый жеребец, так и норовит закусить удила. Макс показал рукой знак, мол, за мной.
Потапов съезжал плавно, стараясь минимально тревожить снег. Рус ехал позади. Он снова чувствовал себя идиотом. Спуститься по этому склону казалось ерундой. Макс издевается? Это ли фрирайд? Тут разве что ратрак снег не укатал. Да уж! Он сам не понимал, почему так раздражен. Точнее, понимал, и это бесило ещё больше. Макс, конечно, инструктор, но складывалось впечатление, что он боится, а потому осторожничает.
Они спустились к самому подножию и пошли к подъемнику. Это был параллельный основному канатный подъемник, ещё старше, чем основной.
— Ну что, убедился, что все норм? — Спросил Рустем. — Давай сейчас на «северный цирк».
Макс промолчал. Ему не нравилась эта идея. Снег плохой. Как бы чего не вышло.
Они поднялись на вершину снова, но Рус так и не успокоился.
— Рус, давай, я буду решать, где мы катаемся. Снег плохой, не хочется рисковать на пустом месте.
Алимов рассмеялся с издевкой.
— Ты всегда такой, Макс? Я думал, в тебе экстрима побольше.
Махровая манипуляция «взять на слабо» не сработала.
— Я за тебя отвечаю. — Макс посмотрел на него прямо.
— А я тебе плачу. — Огрызнулся Алимов. — Я приехал сюда пробовать новые трассы и кататься по ерунде не собираюсь. Мое время дорого, брат.
Брови Макса удивленно взлетели вверх — не сработала одна манипуляция, будет деньгами упрекать? Так и Потапов — не обслуга. Есть правила, есть безопасность, в конце концов. Есть ответственность за учеников. Впервые за все время Макс видел Рустема таким. Как донести этому остолопу, что северный склон сейчас опасен? А может, дело вообще не в спуске? Возникло четкое ощущение, что Алимов хочет что-то сказать, да все никак не найдет повода. И он спросил, совершенно не подозревая, к чему это приведет:
— Рус, ты о чем-то хочешь поговорить? Зачем эти намеки про деньги и экстрим?
Алимова взбесило спокойствие инструктора. До этого мгновения он не собирался ни о чем разговаривать с ним, ничего объяснять. Он даже дал себе слово на подъемнике,
Макс продолжал говорить ровным тоном:
— Если что-то не нравится, мы все — люди взрослые. Не каждый инструктор подходит, я понимаю. Это нормально. Это — как в отношениях между мужчиной и женщиной. Никто не заставляет одного жить с другим, ведь, так?
Лучше бы Макс этого не говорил, не приводил в пример. Он бы смог промолчать. Возможно, извиниться и катать дальше. Или просто уехать со склона, завершив трудовые отношения с инструктором. Но Макс сказал.
— Ну, это не всегда так. — Усмехнулся Рустем. — Тебе ли не знать?
Макс сглотнул. Что он имеет в виду? Вспомнилась Джалиля, которая говорила, что видела Алимова на их станции.
— В каком смысле? — Макс сверлил взглядом Рустема. Он и сейчас не потерял самообладания. По крайней мере, внешне.
Они стояли на гряде. Справа от них раскинулся каменистый северный склон со множеством опасных, необъезженных троп. Слева же широким полотном убегал вниз отлогий участок южного спуска.
— До тебя доходит, как до жирафа, Потапов! — Рус нагнулся, пристегивая ботинки к сноуборду.
Выпрямился и посмотрел прямо в глаза. В душе Макса все оборвалось и тягучее, нехорошее предчувствие, возникшее в кафе, вдруг вернулось вполне ощутимой тревогой.
— Хочешь, я скажу, какие цветы она любит? И какой кофе предпочитает?
От этих слов чужого, малознакомого человека о его жене по пальцам потекла предательская слабость. Не могла. Она не могла. Да и когда бы? Они же впервые увиделись в ресторане, или нет? До Макса вдруг дошло. Ольга из Москвы, Алимов — тоже. Неужели, он — тот, из-за которого она и уехала так далеко?
— Значит, это ты? Тот, кто бросил ее беременную и женился на другой? — Кулаки непроизвольно сжались, но Макс так и остался стоять, вперив взгляд в нарисовавшегося через годы соперника. Усмехнулся. — Знать, какой кофе она любит — большое достижение в этом случае.
Рустема словно под дых ударили. Беременную? Что он несет?
— Мы расстались. Она не говорила, что беременна.
— Ты ее бросил. А ребенка она потеряла. Не знал?
Алимов словно оглох. Он не понимал, что происходило с ним сейчас. Что ему только что сказал Макс? Почему в глаза словно песку насыпали? Если бы он знал! Сколько же она перенесла тогда? Если бы он только мог представить, сколько боли принес Булочке. Он бы никогда не пошел на поводу у отца. Не женился бы на Амине. Если бы… Одно сплошное «если». Черт! Воздуха не хватало. В груди жгло. Он не мог вытерпеть взгляд Макса. Пытаясь выставить того дураком и рогоносцем, он вдруг сам оказался в дураках. Надо спуститься, надо подумать обо всем. Надо поговорить с Ольгой. Она должна ему все объяснить.