Неприкаяный ангел
Шрифт:
Седые волосы, крепкая, сбитая фигура, и всего раз, полоснувший внимательный, прожигающий насквозь, взгляд, странно расположенных глаз…, а может быть, так показалось?
Мартын думал не о нем, а о сказанном Львовым – разные всякие крепыши его не очень волновали.
Уже уходя, после розданных подчиненным указаний – нужно было посетить еще одно место преступления. Он заметил странный брелок, который незнакомец, держа в ладони свободной руки, потирая большим пальцем. Ничего особенного: виднелся всадник, похожий на Георгия Победоносца в кругу написанного текста, а с другой стороны блеснувший мальтийский крест.
Что-то
Наблюдая за странным поведением этих людей, а точнее за происходящим в их душах в эти моменты, я силился понять, почему их волнует и интересует не важное или существенное, а лишь то, что может повлиять на состояние плотского естества. Конечно, нахождение мое в этом мире духов, ставит меня на вершину, с которой все происходящее открывается не извращенным и не измененным сознанием.
Душа упокоившегося еще витала в сопровождении Ангела недалеко от уже, издававшего вонь, тела, изуродованного изнутри страстями, а снаружи убийцами. Совсем рядом, воплощения своей власти ждали падшие духи, ощущалось их победное рвение, поддержанное уверенностью земной страстностью падшей души.
Она же, пребывала в полном смятении, только привыкая к новому миру, совершенно не подозревая, что он только мимолетный тамбур на подходе к вечности. Совсем немного ей здесь находиться. Буквально, только что, рассталась она с плотью, но ей уже овладела омерзение к этому своему пристанищу, к этой тюрьме, к этому насильнику, желания которого привели ее к сегодняшнему состоянию предчувствия вечной погибели.
Не будь они соединены, не было бы страха и трепета, в котором совсем нет переживаний, оставшихся там, среди океана и буйства непотребностей и суеты, там, где временное властвует нам вечным – грязное над чистым, темное над светлым.
Душа металась, ища защиты у Ангела, которого, наконец-то, узрела и, конечно, поверила, или точнее вспомнила, о его существовании. Осознав это, она моментально пронзилась страхом Божиим – теперь очевидным!
Чтобы, как-то уйти от страшного нависшего, она пожелала пройти всю свою жизнь, пытаясь, хотя бы в чем-то, собрать свои заслуги, но чем дольше и полнее изучались отрезки её бытия, тем больше мертвела частица духа, воплощавшая надежду на спасение.
Всякое было, даже раскаяние, присущее каждому человеку, но ни разу не почувствовали мы, его продолжение – покаяния. Не блестели взоры Ангелов, но сверкали в сторону, проявлявших нетерпение, бесов. Теплая надежда изливалась от них в сторону только освободившейся души, в надежде милосердия Создателя, ибо никто не может спастись сам по себе, кроме как по милости Его.
Многие места мы посетили, многое видели, но никто, кроме души усопшего, не мог понять или заинтересоваться наблюдаемым. Все было чуждо, не свойственно нынешнему миру, перевернуто и не понятно.
Я понимал, правда уже, как-то отдаленно – когда-то, что-то подобное было и у меня, но очень быстро отвыкает духовное от плотского. Настолько неприятна их совместное существование для первой ипостаси, что частная память, не имея здесь личных кладовых, буквально сразу освобождается от лишнего в мимолетном прошлом, ради бесценного в бесконечном будущем.
Именно поэтому я не помнил ничего, и даже возникающие эмоции, не могли мне напомнить своего источника. Посему я просто вбирал их, аккумулируя, и не особенно придавая им значение – раз дано, значит не зря!..
Из всех присутствующих в этой сцене, меня поразили два человека: тот, которого называли Мартын, и обладатель брелока. В них обоих очень развито было чувство вины и справедливости. Оба они полагали, что служат именно второй, и каждый по-своему, был прав. Удивительно сплетались в них преданность долгу, на стезях, которого случалось всякое, и тяга к доброму. Эти, преданные своему делу люди, давно поняли необходимость жертвенности и понимали, что когда-нибудь она будет стоить им жизни, которую они перестали ценить.
Еще кое-что объединяло этих двух героев повествования. Я наблюдал их на церковных службах, причем, посещали они один и тот же храм. Порой, их мысли касались одних и тех же людей, событий и своего участи я в нем. Оба были профессионалами и часто, не ведая того, выступали на одной и той же стороне, при этом, иногда имея совершенно противоположные цели.
Я почувствовал соприкосновение духовное одного и второго, приведшее к всплеску активности. Седовласый знал, кого встретит, и как этим воспользуется впоследствии. Мартын же только ощутил что-то, и только начал копаться в сознании, не совсем отдавая себе отчета, что именно ищет.
Постепенно и я втягивался в круговорот человеческой суеты. Уже научившись, довольно сносно, передвигаться, я нашел живого и невредимого Верхояйцева, несколько изменившего свою внешность, обретшего приличную шевелюру, сбросившего посредством липосакции килограмм 30, и прилично изменившего свою внешность услугами пластического хирурга. Петр Данилович, как-то внезапно обрелся, пока, в ЮАР, предполагая менять свое место жительство раз в два – три месяца.
Будучи уверен в своей прозорливости и расчетливости, он воспользовался выпавшим раз в жизни небывалым шансом и «стянул» то, что ему не принадлежало. Беда в том, что вместе с ценностями (пропажу их даже не посчитали бы за происшествие), некая мощная, разветвленная организация потеряла небольшой и не очень ценный массив информации. Это тоже не было бы страшным, имей люди из этой организации понятие, что произошедшее, чистое стечение обстоятельств, и не более.
Поскольку во многом, кроме лизоблюдства, подхалимажа, очковтирательства и услужничества, Верхояйцев был дилетант, то все его дальнейшие шаги имели поступь пьяного, потерявшего разум на почве мании преследования, усугубленной не менее скверным недугом – манией величия…
Довольно долго я наблюдал и Силуянова, и Львова. Их предположение об убийстве, имело не просто почву, но попало полностью в десятку, а принятое решение скрыть правду, было своевременным…
Еще один человек, к которому приковалось мое внимание…, хотя не только внимание – он вызывал в моей душе смешанные эмоции, я, как будто не ожидал его участи я. Этот человек с седыми волосами, прежде всего, был интересен духами, окружавшими его почти всегда. Ангел, с первого взгляда, совсем не отличался от других, хотя, по моим наблюдениям, этих существ, одинаковых нет и быть не может! Так вот, этот казался, при более внимательном рассмотрении, чрезмерно вдумчивым. Это было странно, ведь все Ангелы всегда восторженны.