Непристойное предложение. Книга 2
Шрифт:
— Уверен, что она в порядке, — постарался подбодрить Адриан. Он действительно выглядел уверенным, в то время как у меня внутри все тряслось.
Марка в лечебнице знали, нас встретили уже на входе. Дежурный целитель ответил, что моя сестра еще не просыпалась. А также сообщил, что она находится в палате вместе с Пэгги.
— Но она ведь не маголишённая? — я почувствовала, как пересохло в горле от страха. Неужели Маргарет лишилась магии?
— Нет, — тут же ответил Адриан, дотронувшись до моего плеча. — Я приказал их разместить вместе, ведь они обе в опасности. Я оплачиваю услуги стражей для Пэгги, это целесообразно.
— Думаю, мои ребята справятся не хуже, Кейм, — хмыкнул Марк.
— Им не помешает помощь, — настоял Адриан.
Его забота о моей сестре и любимой нянюшке вновь подтвердили, что мужчина мне достался удивительный.
Я выдохнула от облегчения. Мы преодолели коридор и быстро оказались у знакомой комнаты. Прямо перед входом я застыла, и никто из мужчин не торопил. Они ждали, пока я наберусь смелости.
Глубоко вздохнув, я сделала шаг вперед, толкнув перед собой дверь. Стоило только войти, и сердце подпрыгнуло в груди. Ведь я увидела спину Маргарет — она сидела рядом с кроватью Пэгги.
Услышав, как открылась дверь, младшая сестра повернулась вполоборота. И сделала меня еще счастливее. Настолько счастливой, что я готова была рыдать от счастья.
Ведь помимо голубых глаз сестры на меня смотрели родные глаза моей нянюшки.
27
Маргарет Ле Фокс
Говорят, что люди никогда не бывают одиноки в своих бедах. Глядя на то, как Эндрю Ларсон пытается вернуть расположение моей старшей сестры, я понимала его как никто другой.
Жаль, что в льдисто-синих глазах совсем не было прощения. Возможно, бедолаге Эндрю не повезло еще и с тем, что Элеонора уже была влюблена и надобность в нем отпала. Впрочем, и во мне, увы, она больше не нуждалась.
Трус. Сказала бы я еще год назад, глядя, как Эндрю жалуется. Но сейчас, сравнивая его поступок, понимала, что не всем, увы, рождено родиться храбрыми и благородными. Некоторые идут на поводу у своих худших чувств, а после жалеют об этом всю жизнь. Я бросила Элеонору в момент, когда она нуждалась во мне больше всего.
Стоя на пороге, смотря на ее слезы, как она трясется от страха и не знает, что делать дальше, я бросила ее, потому что сама боялась сильнее.
И хотя всю дорогу от дома до тетушки я рыдала, вспоминая глаза старшей сестры, мои слезы не могли оправдать предательства, которое я совершила.
Но я не сразу приняла решение уехать от Элеоноры. В то время как сестра оплакивала родителей и ничего не понимала от горя, Фабия часто отмечала, что именно на мне лежит груз ответственности за титул родителей.
— Вы будете жить впроголодь, милая, — ласково говорила она, и ее голос так напоминал голос мамы, — больше не будет служанок, не будет балов и даже званых вечеров. Не будет платье или женихов. Не будет ничего. Думаешь, твоя матушка хотела бы этого?
— Но она всегда говорила, что мы сестры и должны помогать друг другу… — возражала. Как мне не хватало любимой матушки, чтобы понять, что правильно, а что нет.
— Маргарет, ты не можешь помочь Элеоноре, — проводила она руками по моим волосам, как делала и мама. — Но ты такая красивая, будешь год жить у меня. Я представлю тебя знатным мужчинам, ты выйдешь замуж и тогда будешь финансово содержать сестру. Но сейчас ее я забрать не могу, ты ведь не глупая девушка, понимаешь…
Я слушала и не слышала. Должно быть, я просто не хотела слышать, как меня обводят вокруг пальца. Ведь так было удобнее.
Я боялась оставаться с Элеонорой. Матушка всегда подмечала, что я капризна. Отец шутил над тем, как я избалована. Они говорили это по-доброму, потому что любили меня. Но я понимала, что это недостатки, с которыми в обычном мире не выжить.
Я даже не знала, как приготовить еду. Потеря кухарок приводила меня в дикий ужас. Словно почва под ногами проваливалась.
Думать о будущем я начала раньше Элеоноры и поняла, что скоро нам не на что будет даже покупать еду. Светлые духи, мы обе не знаем, что делать после отъезда тети! И как бы я ни старалась оправдать себя тем, что была еще ребенком, причиной побега стала именно трусость. Ведь и Элеонора была старше меня всего на год.
Но жизнь с тетей оказалась куда тяжелее, чем я предполагала.
Фабия оказалась отвратительным человеком. Не такой, как леди Корсен, которая часто задавала неуместные вопросы. И не такой, как герцогиня Вилс, которая вела себя, на мой взгляд, слишком высокомерно. О, нет. Фабия была змеей, которая умело притворялась кроликом.
Она дала понять мне мое место с порога. Стоило войти в богато обставленный дом, как мне сделали замечание, что я испачкала подол и разношу грязь.
— Ты прямо как твоя мать, она тоже была очаровательным поросенком, — сказала Фабия, а после улыбнулась. Замечание больно ударило по мне, я велела себе не выказывать эмоций, говоря, что так Фабия переживает горе. Но горя в ней не было. И это было только начало.
Она ненавидела меня и ненавидела наших родителей. И почему я не поняла этого сразу? Она выбросила почти все вещи матери и отца в момент моего отсутствия.
— Фу, Маргарет, не плачь, у тебя трясется подбородок как у старухи, это отвратительно, — говорила она.
Вскоре мне было запрещено говорить о том, что мне грустно, потому что ее это утомляло. Запрещено писать стихи, так как это занятия не для леди. И запрещено плакать, так как ее это раздражало. Я должна была веселить ее своей глупостью и очаровательной улыбкой. И я делала это, играла роль дурочки, ради того чтобы меня любили. Ведь больше у меня никого не осталось. Даже Элеоноры.
— Она обязательно должна что-то написать, — с надеждой спрашивала я, зная характер старшей сестры. Элеонора эмоциональная, не умеет сдерживать гнев, всегда говорит прямо.