Неприятная профессия Джонатана Хога
Шрифт:
– Ну право же, Джулия, – беспомощно попыталась вмешаться миссис Помрой, затем с улыбкой повернулась к сидящему слева от нее мужчине:
– В этом году Джулия увлеклась психологией.
Ее сосед слева… Сакинс… или Снагинс… Стаббинс – ах да, точно, его фамилия была Стаббинс, – этот Стаббинс вдруг спросил:
– А чем занимается мистер Хог?
– Это его тайна. Он никогда не говорит о делах.
– Дело вовсе не в этом, – поспешно заметил Хог. – Просто я не считаю…
– Только не говорите, – вмешалась эта ужасная женщина. – Я запросто
Он не собирался говорить ей, кто он. О некоторых вещах за обедом говорить принято, о некоторых – нет. Но она не унималась.
– Возможно, вы – финансист. Или торговец произведениями искусства или редкими книгами. А может, писатель. Дайте-ка мне взглянуть на ваши руки.
Эта просьба не слишком пришлась ему по душе, но он без возражений положил ладони на стол. Женщина тут же ткнула в его ладони пальцем и торжествующе воскликнула:
– А вот и попались! Вы – химик.
Все присутствующие взглянули туда, куда она указывала. И все тут же увидели траурные каемки у него под ногтями. Недолгое молчание было нарушено ее мужем, который произнес:
– Чепуха, Джулия. На свете существуют дюжины подобных занятий. Хог с таким же успехом может заниматься фотографией или гравировкой. В суде твое утверждение бы точно не прошло.
– Юрист несчастный! Я-то знаю, что я права. Верно ведь, мистер Хог?
А он и сам не мог оторвать взгляда от своих ногтей. Быть застигнутым в гостях с невычищенными ногтями само по себе было более чем неприятно, даже если бы он понимал, как такое могло случиться.
Но у него не было ни малейшего представления, откуда под его ногтями взялась эта грязь. Может, это произошло на работе? Очевидно… но что же он такое там делал?
Он не знал.
– Ну скажите же, мистер Хог, ведь я права?
Он с трудом оторвался от зрелища этих своих ужасных ногтей и едва слышно произнес:
– Прошу меня извинить.
С этими словами он выскочил из-за стола. С трудом найдя туалетную комнату, он, еле подавляя необъяснимое отвращение, вычистил красновато-коричневую грязь лезвием своего перочинного ножичка. Грязь прилипла к лезвию. Он оттер его туалетной бумагой, свернул ее и сунул в жилетный карман. А потом опять принялся яростно чистить ногти.
Он уже не помнил, в какой момент у него возникло твердое убеждение в том, что это запекшаяся кровь, человеческая кровь.
Он как-то ухитрился разыскать свою шляпу, пальто, перчатки и трость, не обращаясь за помощью к прислуге. Потом Хог опрометью бросился вон, обуреваемый единственным желанием – как можно быстрее оказаться как можно дальше отсюда.
Теперь же, обдумывая все это в тишине обшарпанного гостиничного номера, он все больше убеждался в том, что охвативший его в самом начале страх был результатом инстинктивного отвращения при виде темно-красной смолы под ногтями. И только позже он понял, что не помнит, откуда она взялась, поскольку вообще не помнит, где был в этот день, и в предыдущий, и во все дни до этого. И совершенно не представляет, что у него за профессия.
Это противоречило здравому смыслу, но было ужасно.
Он предпочел пропустить ужин, только чтобы не покидать пыльную тишину гостиничного номера. Часов в десять вечера он набрал полную ванну горячейшей воды и погрузился в нее. Горячая ванна немного расслабила его, и бешено скачущие мысли немного успокоились. В любом случае, утешал он себя, раз он не может вспомнить свою профессию, то не может к ней и вернуться. А значит, и этого кошмара у него под ногтями тоже больше никогда не будет.
Он вытерся и забрался под одеяло. Несмотря на незнакомую постель, ему почти сразу удалось заснуть.
Проснулся он от кошмарного сна, хотя поначалу он этого не понял, поскольку обстановка обшарпанного номера отлично в него вписывалась. Когда Хог наконец вспомнил, где находится и почему, кошмар показался ему предпочтительнее, но он, к сожалению, уже закончился да и почти забылся. Взглянув на часы, он увидел, что время то самое, когда он обычно встает; он позвонил коридорному и заказал завтрак.
Когда принесли завтрак, он уже был одет, и больше всего теперь ему хотелось домой. Он стоя выпил пару чашек безвкусного кофе, пожевал чего-то и покинул гостиницу.
Добравшись до квартиры, он повесил на вешалку пальто и шляпу, стянул перчатки и, как обычно, направился в ванную комнату. Там он тщательно вычистил ногти на левой руке, а когда собрался приняться за правую, осознал, что делает.
Ногти на левой руке были белыми и чистыми, зато на правой – темными и грязными. Стараясь держать себя в руках, он выпрямился, подошел к тумбочке, куда положил часы, посмотрел, сколько времени, затем отправился в спальню и посмотрел, сколько времени показывают электрические часы там. Было десять минут седьмого – обычное время его прихода домой, но вечером.
Хог-то, может, и забыл свою профессию; зато профессия не забыла его.
Ночной телефон компании «Рэндалл энд Крейг, частные расследования» помещался в двухкомнатной квартире. Это было удобно, поскольку Рэндалл и Крейг поженились в самом начале сотрудничества. Младший партнер только что поставила в мойку грязную посуду после ужина и как раз пыталась сообразить, нравится ли ей лучшая книга месяца, когда зазвонил телефон. Она протянула руку, сняла трубку и отсутствующим тоном сказала:
– Да?
К этому она добавила:
– Да.
Старший партнер оторвался от своего занятия – он был занят довольно деликатным научным исследованием, касающимся смертоносного оружия, баллистики и некоторых наиболее эзотерических аспектов аэродинамики, а именно: он пытался отточить бросок, метая дротики в глянцевое изображение какой-то красотки, прикнопленное к доске для резки хлеба и служившее мишенью. Один дротик уже торчал из ее левого глаза, и теперь он для симметрии пытался попасть в правый.