Неприятная профессия Джонатана Хога
Шрифт:
— Он сказал, чтобы я не трогал ее и все время за ней наблюдал.
— Да, но какой он поставил диагноз?
— Он назвал это Lethargica gravis.
— Lethargica gravis? Он именно так сказал?
— Да, а что?
— Неужели он не пытался установить диагноз?
— Но это и был его диагноз...
Хог оставался в недоумении.
— Но ведь это же не диагноз, мистер Рэндалл. Это — просто напыщенный способ сказать «очень глубокий сон». Эти слова совершенно ничего не значат. Это все равно, что сказать человеку с кожным заболеванием, что у него дерматит, или человеку с неполадками в желудке — что он болен гастритом. Какие он делал анализы?
— Э-э... Не знаю. Я...
— Он вводил зонд в желудок?
— Нет.
— Рентген?
— Нет, да и как он мог в квартире.
— Вы хотите сказать мне, мистер Рэндалл, что врач просто зашел к вам, посмотрел на нее и ушел, не делая с ней ничего, не проводя никаких анализов, не созывая консилиума? Это ваш семейный врач?
— Нет, — уныло признался Рэндалл.
— Вообще-то я не очень понимаю во врачах. Мы с Синтией никогда к ним не ходили. Но вы сами должны знать, хороший он или нет — ведь это был Потбери.
— Потбери? Вы имеете в виду доктора Потбери, того самого, к которому я обращался? Как это случилось, что вы выбрали именно его?
— Ну, мы же не знаем никаких врачей — а к нему мы ходили, когда проверяли ваш рассказ. А что вы имеете против Потбери?
— Да в общем-то ничего. Просто он был груб со мной — либо мне так показалось.
— Ладно, а тогда что он имеет против вас?
— Не понимаю, как Потбери может иметь что-нибудь против меня, — удивился Хог.
— Я и видел-то его всего однажды. Разве что из-за этого анализа, хотя чего бы собственно?
Он недоуменно пожал плечами.
— Вы говорите про эту самую грязь из-под ваших ногтей? Я считал ваш рассказ чистой выдумкой.
— Нет.
— Как бы там ни было, это не может быть единственной причиной. Он такого про вас наговорил...
— А что он про меня говорил?
— Он сказал...
Рэндалл осекся, сообразив, что Потбери не говорил против Хога ничего конкретного, все его зловещие намеки состояли как раз в том, чего он не хотел говорить.
— Тут дело не в том, что он говорил, а скорее в том, как он к вам относится. Он вас ненавидит, а заодно и боится.
— Меня боится?
Хог слабо улыбнулся, словно стараясь показать, что понял и разделяет шутку Рэндалла.
— Этого он не говорил, но все и так ясно, как Божий день.
— Вот этого я совсем не понимаю, — покачал головой Хог, — Мне как-то привычнее самому бояться людей, чем чтобы они меня боялись. Подождите — а вам он не сказал результатов того анализа?
— Нет. Знаете, а я вот сейчас вспомнил самую странную вещь из связанных с вами, Хог.
Рэндалл секунду помолчал, думая об этой невероятной истории с тринадцатым этажом.
— Вы случайно не гипнотизер?
— Боже помилуй, конечно нет. А почему вы об этом спросили?
Рассказ Рэндалла о первой попытке установить за ним наблюдение Хог выслушал молча, с напряженным и недоумевающим лицом.
— Вот так оно, значит, и получается, — подытожила Рэндалл. — Тринадцатого этажа не существует, «Детериджа и компании» не существует, ничего не существует. А я помню все с абсолютной ясностью.
— Это все?
— А что, мало? Вообще-то я могу добавить еще одну вещь. Значения она никакого не имеет, но показывает, как все это на меня подействовало.
— И что это за вещь?
— Подождите минутку.
Рэндалл встал и снова направился в спальню; на этот раз он не так старался минимально открывать дверь, хотя все-таки прикрыл ее за собой. С одной стороны он несколько нервничал, что не сидит все время рядом с Синтией, но с другой стороны, будь Рэндалл способен честно разобраться в своих чувствах, пришлось бы признаться, что присутствие даже такого мало желательного гостя, как Хог, несколько облегчает его бремя. Сам он считал свое поведение попыткой выяснить причины постигших, их с Синтией бед.
Он снова послушал, как бьется ее сердце. Убедившись, что жена не покинула еще сию юдоль скорби, он чуть-чуть взбил подушку и откинул с лица Синтии какой-то случайный волос. Затем, наклонившись и клюнув ее губами в лоб, Рэндалл вернулся в гостиную.
Хог ждал.
— Как там? — спросил он.
Тяжело опустившись на стул, Рэндалл подпер голову руками.
— Все так же. Хог разумно воздержался от пустых соболезнований; после нескольких секунд молчания Рэндалл начал устало рассказывать о кошмарах, преследовавших его несколько ночей подряд.
— Поймите, я совсем не хочу сказать, что это имеет какое-то значение, — добавил он в конце. — Я не суеверен.
— А вот я и не знаю, — задумчиво сказал Хог.
— Что вы имеете в виду?
— Я не имею в виду ничего такого сверхъестественного, но разве можно исключить возможность, что это не какие-то там случайные сны, вызванные вашими дневными переживаниями? Я хочу сказать — если есть кто-то, способный среди белого дня вызвать у вас такие сны наяву, которые снились вам в «Акме», почему он не может управлять заодно и вашими ночными снами?
— Как это?
— Вас кто-нибудь ненавидит, мистер Рэндалл?
— Если и есть такие, то я о них не знаю. Конечно, при моем роде занятий приходится иногда делать вещи, которые не вызывают особого дружеского расположения, но это всегда — по чьему-то поручению, в этом нет ничего личного. У некоторых типов есть на меня зуб — но они не способны ни на что подобное. Все это — бред какой-то. А вас кто-нибудь ненавидит? Не считая Потбери?
— Я о таких тоже не знаю. Да и про него мне тоже непонятно, чего это он. Кстати о нем, ведь вы наверное обратитесь теперь к другим врачам?