Неприятности на свою голову
Шрифт:
Я улыбаюсь богине с пылесосом и отваливаю. Дежурный, должно быть, просветил своих коллег насчет моей должности, потому что на меня смотрят с почтением. Я обращаюсь к нему:
– Скажите, дорогой камамбер на колесиках, Ван Борен останавливался здесь регулярно?
– Нет, это первый раз.
– Вы его знали?
– Только по имени. Его дед...
– Был бургомистром, я знаю. Я немного размышляю.
– Вы видели раньше человека, пришедшего за вещами?
– Нет, никогда.
– Вы больше ничего не можете мне сказать о нем?
Он не сразу понимает, и это непонимание читается в близоруких глазах, как брехня на предвыборной афише. Я уточняю:
– У него были какие-нибудь особые приметы?
– О нет.
– В общем, он вам показался совершенно нормальным?
На этот раз он прекрасно понял вопрос.
– У него были странные глаза, – говорит он. – Очень светлые, без всякого выражения... Тревожащие глаза... А потом у него был акцент... Мне кажется, немецкий акцент.
Он разошелся и вошел во вкус.
– Браво, это очень интересно. Если вспомните другие детали, запишите их в блокнот. Ну, чао!
У входной двери грум канонического возраста стоит скрестив руки, изображая сцену расстрела маршала Нея. Он несгибаем, как протестантская догма, и безбород, как хлеб из крупчатки.
– Скажите... – спрашиваю я, почтительно приподняв шляпу, – сюда приезжал забрать багаж один мужчина: высокий, в плаще и круглой шляпе. Вы его заметили?
– Я его прекрасно помню, месье. Я сам грузил багаж в машину.
– У него была машина?
– Такси, месье.
– Такси...
Когда я погружаюсь в свои мысли, то эхом повторяю чужие слова. Это помогает мне соображать.
– Да, месье.
Мне в голову приходит одна идея, может, абсурдная, а может, и дельная. Я говорю себе, что Льеж – город довольно маленький и швейцар должен знать, по крайней мере в лицо, большинство таксистов.
– Вы, – спрашиваю, – случайно не знаете водителя такси?
Он улыбается.
– Это мой друг, – говорит он. – Кее Попенж. Я сдерживаю вздох, который, если бы я выпустил его, отбросил бы моего собеседника к стене.
– Хорошо... Очень хорошо.
Глава 7
У старого швейцара рот напоминает тот, что имеют вырезанные из дерева персонажи, призванные украшать камины личностей, у которых вкус к искусству развит сильнее мозгов. Не надо заканчивать Высшую политологическую школу, чтобы понять, что моя радость его несколько удивляет.
Поскольку я всегда щедр на чаевые, то сую ему в «чердак» крупную купюру.
– Мне нужен адрес вашего корешка-таксиста, – уверяю я.
– Он живет на улице Сент-Гюдель, – отвечает швейцар, – как раз над молочным магазином. Номер дома я не помню, но ошибиться нельзя, потому что на всей улице только один молочный. Скажите ему, что пришли от Максимилиана.
Он гордится своим именем, как свидетельством на право вождения реактивного самолета.
– Отлично. Спасибо!
– Это я вас благодарю.
Я останавливаю свободное такси и прошу отвезти меня на улицу Сент-Гюдель. Водитель мне объясняет, что это соседняя улица, а поскольку она с односторонним движением, то поездка на машине займет больше времени, чем пешая прогулка.
Тогда я направляю стопы до молочного и спрашиваю у продавщицы, как раз получающей свежий товар, на каком этаже обретаетс месье Попенж.
– На втором, – просвещает меня достойная торговка, вся персона которой распространяет незабываемый запах горгонзолы.
Я взлетаю по нескольким ступенькам, что гораздо лучше, чем слетать по ним носом, и приземляюсь у покрытой эмалевой краской двери.
Нажать на звонок мне вполне по силам. Через три секунды занавес поднимается.
Передо мной стоит пацан с физиономией, великолепно измазанной вареньем.
Окинув меня подозрительным взглядом, он сообщает, что папы нет дома, мама ушла в магазин, а он только что вернулся из школы. Поскольку он дома один, то пользуется случаем, чтобы попользоваться содержимым банок с вареньем. Это добрая традиция. Лучше пусть занимается этим, чем играет со спичками или бьет мячом по витринам.
– А где можно найти твоего папу? Малец пожимает плечами, как большой.
– На вокзале, – отвечает он мне. – Он никогда не пропускает поезд из Парижа, а он прибывает в половине пятого.
Сообразительный малыш. Я дарю ему портрет короля Альбера Первого, оцененный бельгийским казначейством в двадцать франков, и отваливаю.
На этот раз, ребята, нет никакой ошибки (хотя человеку свойственно ошибаться, о чем вы можете прочитать в любом «Ларуссе» на розовых страничках, посвященных латинским крылатым выражениям), я разогрелся.
Начинаю входить в ритм расследования. Ритм и равновесие – это все. Если нашел его, то имеешь все шансы выиграть конкурс или быть избранным в генеральные советники.
Мозги начинают работать, как хорошо смазанный механизм. Все восемь цилиндров.
Я в отличнной форме. Все идет тип-топ.
Доказательство? Пожалуйста. Когда я приезжаю на эспланаду перед вокзалом и спрашиваю моего водителя, как найти Попенжа, тот отвечает, что это он и есть.
Это что-то значит, а? Только не надо скептически ухмыляться. Знаю я вас: вы из тех, кто весело смеется, если за столом собралось тринадцать человек, а вернувшись домой, начинает лихорадочно листать «Толкователь снов», проверяя, правда ли, что загнуться должен самый старый из присутствовавших.