Непризнанные гении
Шрифт:
Высокая одаренность, гениальность – это всегда отклонение в строении мозга, в психическом развитии. По данным выдающегося российского генетика В. П. Эфроимсона, такой тяжкий дар выпадает примерно одному из тысячи, развивается в нужной мере у одного из миллиона, а действительно гением становится один из десяти миллионов. Цифры весьма условные, но порядок чисел, видимо, достаточно отражает истину.
А скольких безвестность, нищета, одиночество, болезни, пагубные страсти принудили вслед за Эмпедоклом, Катуллом, Исократом и Цюй Юанем завершить жизнь в теплых водах Мило или в горящей лаве Этны? – Сафо Трасимах, Менипп, Перегрин, Лукреций, Бонавентура Деперье, У. Дакоста, Ж. А. Кондорсэ, П. Б. Шелли, Г. Клейст, Д. Кардано, Жерар де Нерваль, П. Лафорг, А. Фет, Л. Больцман, С. Цвейг, Модест Гофман, О. Вейнингер, Д. Лондон, Н. Жильбер, Э. Хемингуэй, А. Сент-Экзюпери, Сильвия Плат, Х. Крейн, М. Хласко,
33
Григорий Чхартишвили – подлинное имя известного писателя Бориса Акунина.
В «Похвале глупости» (гл. XXXI) Эразм Роттердамский вопрошал: «Какие люди чаще всего налагали на себя руки, пресытившись печалями жизни? Не те ли, которые ближе всего стояли к мудрости?»
И на путь меж звезд морозныйПолечу я не с молитвойПолечу я мертвый грозныйС окровавленною бритвой…По словам Бориса Акунина, когда изучаешь биографии великих писателей и поэтов, становится не по себе: многие из обитателей пантеона мировой литературы – да почти все – в юности были опасно близки к самоубийству: всерьез готовились к нему или даже предпринимали попытки суицида. Почему только – попытки?..
А нищета? А тяжкий труд по добыванию насущного хлеба? А создание шедевров в свободное от постылой службы время? Чиновник Ду Фу по прозвищу Цзыней в VIII веке пишет: «О, если бы литература помогла мне хоть немного: освободила от службы – вечной погони за хлебом…»
Бен Джонсон был бродячим актером, Филдинг – синдиком, Блейк – гравером, Спиноза шлифовал линзы, Сведенборг служил смотрителем рудников, Батлер I – пажом и писцом, Рильке объехал Европу в поисках заработка, Дёбель, как и Джойс, промышлял гроши репетиторством, Чжан-цин, Камоэнс, Гофман, Щедрин, Кафка, Валери, Гильвик, Келлер, Фриш тягостно тянули чиновничью лямку, Жакоб был приказчиком, частным секретарем, аккомпаниатором и даже «сестрой милосердия», Бернанос, гонимый бедностью, скитался по миру, чтобы как-то прокормить шестерых детей, О'Нил был бродягой, разнорабочим, конюхом, матросом, Чаттертон влачил ужасающее существование на трактирном чердаке и умер от голода и кровохарканья, Ходасевич бедствовал, много и тяжело болел и умер от рака, Мильтон ничего не получал за свои произведения, Блейк и Моцарт жили на грани нищеты и истощения и были похоронены на общественные средства в безымянных могилах, Кеплер, Леопарди, Бертран, Верлен, Шуберт, Деккер, Гоголь, Достоевский, Аполлинер, Джойс, Музиль, Модильяни, Д. Г. Лоуренс, Веберн задыхались от нужды, влача жалкое существование, Боттичелли, Корнель, Сумароков, Скаррон умерли в нищете, всеми забытые, Ломоносов и Державин добывали себе средства к существованию рутинной работой, Гофман перебивался уроками музыки, нередко бедствовал и голодал – «продал старый сюртук, чтобы поесть», – Моцарт писал великие творения за подачки мелкопоместных князьков, Новалис работал горным мастером и солеваром, Бах умер в нищете и безвестности, надгробный камень на его могиле поставили только через 100 лет, когда было переоткрыто творчество величайшего композитора.
Отрочество Бетховена – непрерывная забота о хлебе: в 11 он уже играет в оркестре, в 13 – органист. В апогее славы 48-летний Бетховен пишет: «Я дошел чуть ли не до полной нищеты и при этом должен делать вид, что не испытываю ни в чем недостатка». Соната, ор. 106, была написана из-за куска хлеба. Величайший из музыкантов нередко не мог выйти из дома из-за рваной обуви. За тридцать пять лет жизни в Вене он переезжал тридцать раз.
Антонио Вивальди, хотя был признан при жизни, умер в той же Вене, всеми покинутый и забытый. Даже дату его смерти удалось установить лишь в 1938 году. Вскоре после нищенских похорон имя выдающегося мастера было надолго забыто, а произведения А. Вивальди не исполнялись. Лишь спустя 200 лет, в 20-х годах XX века итальянский музыковед А. Джентили обнаружил уникальную коллекцию
Ни Клейст, ни Гёльдерлин, ни Ницше не имели собственной кровати, ничто им не принадлежало: они сидели на наемном стуле и писали за наемным письменным столом, кочуя из одной чужой комнаты в другую. Нигде они не пускали корней и даже Эрос не связывал их на продолжительное время. (Есть что-то символическое в том, что у большинства из них – Гёльдерлин, Клейст, Ницше, Киркегор, Бетховен, Кант, Микеланджело, Кафка, Соловьев, – не было ни жены, ни детей.) Их дружеские связи распадаются, их общественное положение рассыпается, их сочинения не приносят дохода: всегда они стоят перед пустотой…
Шелка тончайшие мы ткем,Но сами в рубище одеты.Разуты мы зимой и летом,Мы ночью голодны и днем.А судебные преследования? А травля Декарта в самой свободной стране? А тюрьмы и ссылки? А лагеря? А казни, гильотины, смерть в темнице – за слово, за строчку, за вольную мысль, за веру и за неверие? – Лукан, Протагор, Анаксагор, Фидий, Сократ, Овидий, Аристотель, Сенека, Тассо, Арнольд Брешианский, Боэций, Авиценна, Данте, Мор, Бенджамин, Деккер, Камоэнс, Сервантес, Доле, Вильямедьяна, Кеведо, Вольтер, Аввакум, Шонфор, Ривароль, Шенье, Лавуазье, Кондорсэ, Беньян, Гофман, Пеллико, Шубарт, Лунин, Пушкин, Достоевский, Щедрин, Бодлер, Флобер, Золя, Жарри, Короленко, Аполлинер, Рассел, Чапек, Фрейд, Ленер-Беда, Осецкий, Гумилёв, Мандельштам, Клюев, Флоренский, Карсавин, Биен, Брандес, Нойбауэр, Стокер, Литген, Жакоб…
А запрещение, сожжение, осуждение книг? А цензура? – Беккариа, Спиноза и Вольтер, Мольер и Шиллер, Бодлер и Флобер, Г. Лоуренс, Ибсен и Джойс, «Улисс», «Любовник леди Чаттерли», да чего уж там – даже ренановская «Жизнь Иисуса»… А вся литература самой большой и передовой страны в мире?..
Но пусть сочувствие тебя утешит, гений,Ты был посмешищем заблудших поколений,И слава новая пусть осенит твой лик.Итак, гениальность есть страдание – таково не утверждение, а безжалостная и суровая правда жизни. Но почему? Почему на одного Гёте – десятки, сотни несчастнейших? Ведь им столь многое дано – почему же его так мало для того, чтобы добыть себе ту малость, которую довольно просто добывают мириады эврименов? Почему даже не гениальность, а просто талант – уже помеха в мире людей? Где ответ? Можно ли найти его? Первое и последнее, что требуется от гения, – это правда. А можно ли знать истину и – быть счастливым?
Гений видит глубже, чем дано человеку, а жизнь человека, наделенного пониманием скрытого, есть боль: чем глубже видение, тем сильнее боль. Такова метафизическая (не медицинская) причина болезни.
(Не нужно большого ума, чтобы верить, будто мир нуждается в истине, но вот для того, чтобы постичь, что люди больше всего боятся правды, – для этого нужна мудрость. Люди вообще больше всего боятся того, чего требуют громогласно.)
Когда человек видит больше или дальше, чем другие, его жизнь обращается в трагедию одиночества. Ведь никто не видит того, что видит он, а когда он рассказывает о том, что видит, он кажется безумным: «…И вот я один на земле, без брата, без ближнего, без друга – без иного собеседника, кроме самого себя…»
Одиночество гения определяется расстоянием до других. Нет, – временем: от других его отделяет время. Но даже не одиночество сводит с ума – мучительное сомнение, острое чувство бесполезности жертвы, чувство безнадежности порыва. Каких нечеловеческих мук стоит лихорадка неверия в себя, отсутствие понимания и поддержки, убийственное недоверие, остракизм…
Все Свифты – мученики, ибо благоденствовать в мире насилия – подлость, ибо покупать блага ценой компромисса – низость. Гёльдерлин, Сковорода, Киркегор – изгои, их душевные болезни, может быть, единственно нормальная реакция на мерзость и злопыхательство окружения.
Я вопрошаю себя: до какой степени отупения, очерствения, омертвения нужно дойти, чтобы остаться нормальным в этом «прекрасном новом мире»?
Большинство моих героев – страдальцы и безумцы, ибо страдание и безумие – единственные оправдания в мире торжествующего абсурда…
Творчество, позиция каждого неотделимы от личной судьбы. Гениальное почти всегда рождается из решения собственных проблем. Умиротворенность не способна породить индивидуальность. Благополучие – плохой помощник. Гонения, травля, страдание, нищета – вот что стимулирует гениальных. Бедствия, безвестность, несправедливость – такова питательная среда гения. Вот почему гении нередко родятся у шлюх и никогда – у королев.