Непрочитанные страницы Цусимы
Шрифт:
8. Выработка позиции России о захвате госпитального судна "Орел"
1 июня 1905 г. на госпитальном судне "Кострома" в Шанхай прибыли медицинский персонал и больные "Орла", а днем позже - офицеры и команда корабля. Командир корабля и главный доктор госпиталя сразу же включились в обмен телеграммами с Петербургом, в которых уточнялись и дополнялись донесения, посланные ими из японского плена. Здесь же, в Шанхае, они через российского генерального консула Клейменова подали протест по поводу захвата "Орла" японцами. Кроме того, капитан 2 ранга Лахматов представил младшему флагману 1-й Тихоокеанской эскадры контр-адмиралу Н.К. Рейценштейну, пришедшему в Шанхай на крейсере "Аскольд" после неудачного боя 28 июля 1904 г., рапорт по тому же вопросу. По содержанию
Для руководителей и сотрудников министерств и ведомств, включившихся в борьбу за освобождение "Орла", эти документы давали верную ориентировку в произошедших событиях и служили базой для обоснования позиции России. Рапорт капитана 2 ранга Лахматова был опубликован в газете "Котлин" и стал достоянием широкой общественности. С содержанием событий, связанных с захватом "Орла", мы уже знакомили читателей в предыдущих разделах данной работы. А теперь обратимся к тому, что доложил в рапорте капитан 2 ранга Лахматов о причинах захвата.
За время службы госпитального "Орла" корабль ни разу не нарушил статей Гаагской конвенции и, следовательно, не возникло оснований для его захвата. Присутствие на корабле четырех англичан также не может служить предлогом для подобного действия. Англичане находились на "Орле" не в качестве военнопленных, а как пассажиры и доставлены были "не иначе, как по человеколюбимому побуждению адмирала Рожественского, дабы обезопасить их жизнь от случайностей ожидаемого боя". На всяком другом корабле, кроме госпитального, в бою весьма возможна была гибель и ранения английских моряков. Военная цель в нахождении англичан на "Орле" отсутствовала и японцы не имели правового основания для его захвата. Англичане - граждане нейтрального государства, не участвующего в войне, рассматриваться в качестве военнопленных не могут.
Недостатки аргумента, избранного на "Манджу- Мару" для оправдания захвата госпитального "Орла", учитывала и японская сторона. Это вынудило японцев искать дополнительные факты, подтверждающие использование "Орла" в военных целях. Действительных фактов было слишком мало, и они предназначались в качестве оснований для решения призового суда о конфискации "Орла". Пришлось дополнительные факты придумывать. Пригодился такой способ создания базы доказательств и призовому суду.
В качестве первого дополнительного "факта" было названо пребывание на "Орле" во время боя командира русского крейсера "Диана" (его фамилия не называлась). Крейсер участвовал в бою 28 июля 1904 г., в котором 1-я Тихоокеанская эскадра пыталась прорваться во Владивосток. После боя, закончившегося для русских неудачно, командир крейсера капитан 2 ранга князь А.А. Ливен привел свой корабль в Сайгон (ныне Хошимин), где по приказанию из Петербурга разоружил его и продолжал командирскую службу. Конечно, пребывание боевого офицера на мостике "Орла" могло бы служить усилению обвинений об использовании госпитального судна в военных целях. Неизвестно, кто подсказал японцам сей "факт", но они просчитались. Ливен безвыездно пребывал в Сайгоне и никак не мог находиться на "Орле" и участвовать в Цусимском бою. Поэтому обвинение Ливена легко опровергалось.
На палубе госпитального судна "Орел" во время похода
Второй дополнительный "факт" состоял в утверждении, что "Орел" использовал свою радиотелеграфную станцию в военных целях. Каковы истоки этого "факта", неизвестно. Возможно, опыт широкого использования средств радиосвязи японцами при развертывании сил для боя и в его ходе подсказал им, что русские могли действовать подобным же образом. Представители русской стороны долго не находили аргумента, чтобы начисто отвергнуть это лживое утверждение. В русских документах ставились вопросы о необходимости иметь на госпитальных судах радиотелеграфные станции. Показывалось, как наличие радио обеспечивает своевременную медицинскую помощь своим кораблям.
Между тем, начальники, которые формулировали и защищали русскую позицию, не были информированы на элементарном уровне. Когда
С получением первых сообщений о захвате госпитальных судов "Орел" и "Кострома" в Петербурге начали следить за ходом событий и вырабатывать позицию России в этом вопросе. Положение значительно прояснилось после освобождения из японского плена "Костромы" и личного состава "Орла". Первым выработало позицию морское министерство. 11 июня 1905 г. управляющий морским министерством адмирал Ф.К Авелан направил министру иностранных дел графу В.Н. Ламздорфу письмо, в котором сообщал: "Захват японцами госпитального судна "Орел" представляет вопиющее нарушение международного права. Пароход "Орел" был снаряжен согласно 2-й, 3-й статьям Г аагской конвенции <... > и приспособлен исключительно для госпитальной службы. На основании вышеупомянутой конвенции пароход "Орел" безусловно изъят от захвата и конфискации и должен пользоваться неприкосновенностью <...>.
Японцы захватили означенный пароход и в настоящее время <... > дело об "Орле" будет рассматриваться в японском призовом суде <...>. С юридической точки зрения, дело о захвате госпитального суда не подлежит призовому разбирательству".
Министр иностранных дел признал дело о захвате "Орла" дипломатическим и взял его под свое попечение. На письме министр наложил резолюцию о составлении телеграммы послу в Париже Нелидову "с указанием изложенных вполне справедливых доводов". По-видимому, при составлении телеграммы возникли противоречия относительно "вполне справедливых доводов", работа затянулась. Была создана особая комиссия с участием представителей МИД, морского министерства и Российского общества Красного Креста. 28 июня комиссия приняла заключение, в котором дала свое толкование положений Гаагской конвенции и признала необходимым протестовать перед японским правительством по поводу передачи дела в призовой суд. Согласно выводам особой комиссии, министр послал российскому послу в Париже телеграмму, выдержку из которой по публикации в газете "Кронштадтский вестник" представляем читателям.
"На основании Гаагской конвенции для госпитальных судов создано совершенно особое юридическое положение <...>. Таковые суда хотя и входят в состав неприятельской эскадры, но признаются, ввиду их гуманитарной цели, неприкосновенными для воюющих, при условии неучастия их в военных действиях. В случае нарушения этого условия, госпитальное судно теряет, конечно, привилегию неприкосновенности и может быть рассматриваемо лишь как вспомогательный по отношению к эскадре крейсер, то есть подвергать себя риску военных действий и военному плену, как всякие другие военные суда, вопрос о захвате коих, конечно, не может подлежать призовому суду, имеющему совершенно особую компетенцию по задержанию частных судов или грузов <... > "Орел" мог бы быть конфискован японским правительством лишь в административном порядке по предъявлению нам ясных доказательств нарушений судном лежащих на нем обязательств согласно Гаагской конвенции 1899 года".
Сравнение двух документов, исходящих от глав министерств морского и иностранных дел, показывает на совпадение их позиций в вопросе о передаче дела о захвате "Орла" в призовой суд. Оба министра считают этот шаг японского правительства принципиально неверным и противоречащим международному праву.
В то же время позиции министров в вопросе о захвате госпитальных судов существенно различаются. Адмирал Авелан исходил из того, что "Орел" безусловно изъят от захвата и не видит условий, при которых японцы могли его осуществить. Граф Ламсдорф принцип неприкосновенности госпитальных судов оговаривает условием неучастия их в военных действиях. В случае нарушения этого условия госпитальное судно теряет неприкосновенность и подвергает себя риску военных действий (обстрелу, торпедной атаке и др.) и военному плену.