Непрошеный Дар
Шрифт:
Окинув напоследок мужчин безжалостным взглядом, девочка скрылась за деревьями.
Не успело солнце склониться к закату, как Мири вернулась с охапкой трав. Неодобрительно покачала головой, увидев наполовину опустошенное ведро, и бросив короткое: «Кто-нибудь, разведет в конце концов огонь?», сама принялась поить животное остатками воды. Когда огонь весело занялся, Мири сама поставила над ним котелок и принялась бросать в воду травы, помешивая варево большим черпаком.
На закате зелье было готово и остужено. Цыгане, открыв от удивления рты, наблюдали, как маленькая девочка возится с огромным котелком, приговаривая странные слова на непонятном языке. Десятки глаз неотрывно следили за странными
В этот момент с людей, как по мановению чьей-то посторонней руки спало оцепенение и впервые за всё время, которое Мири провела в таборе, из чьи-то уст сорвался страшный приговор — "ведьмино отродье".
Хоть и называл цыган местный люд “крещёными язычниками”, они были такими же детьми своего века, как и окружающие их селяне. Так же ходили на проповеди, так же доходили до них страшные слухи об обвиненных в ереси и колдовстве. Особенно страшно было, когда судили старых знакомцев, тогда каждый сидел тихо и молился, чтобы и его тоже не заподозрили.
Они видели, как люди шли с факелами жечь неугодных: слишком красивых, слишком богатых, слишком свободных. Сами цыгане никогда не принимали участия в “охоте на ведьм”, помня участь своих соплеменников. Боязнь быть обвиненными в ведьмовстве и участии в дьявольских ритуалах была впитана ими с молоком матерей. А чуть позже, дети цыган, сидя по вечерам у костра, слушали рассказы тех стариков, которые помнили, как их в первую очередь старались обвинить в колдовстве церковники, как неслись они сквозь ночь и прятались в глухих лесах, жили в пещерах и питались подножным кормом в голодные зимние месяцы. А уже позже, подростками, в первый раз выезжая с родителями на ближайшую ярмарку, видели, как родители прячут оборванных и голодных соплеменников, скрывающихся от преследований. И то, что цыгане видели с рождения, научило их бояться… Просто бояться всего, что было им непонятно и необъяснимо. Тем более, что с последнего своего осёдлого места жительства им пришлось срываться, как и в рассказах взрослых членов табора — от наветов и гонений.
Несколько дней спустя отравившаяся лошадь окончательно выздоровела, но в душах людей навсегда поселился страх перед девочкой со странными тёмными глазами…Не каждый цыган знал, чем и как лечить лошадей, не каждый табор имел в своих рядах знахарку или травника.
А тут, прямо на их глазах, маленькая девочка-найденыш, которая выглядела не старше обычного семи-восьмилетнего ребёнка, откуда-то УЗНАЛА, что лошадь, во-первых, ест “проклятую траву”, во-вторых, знала как и чем лечить животное и, в-третьих, что пугало больше всего, девочка, даже не взрослая женщина, стала командовать мужчинами: рассказывать кому, как и что надо делать!
Да и не было в таборе Бахтало настоящих ведуний и колдунов, которые могли порчу наслать одним взглядом, или разогнать тучи. Вся их “магия” была типичной, бытовой: монетку в косы вплести "на удачное замужество", ну или на кнутовище вырезать знаковый узор, чтобы кони были послушнее, да сам кнут можно было продать подороже. И женщины гадали скорее больше для развлечения и сбора монеток с доверчивых простаков, а не взаправду читая судьбу. Впрочем, не цыганам ли знать о прихотях судьбы?
Если бы кто-то в таборе Бахтало мог управлять судьбой, разве в первую очередь не обезопасили бы они самих себя от гонений и погрома? Конечно же, нет. Обладай они настоящей магией, они смогли бы и беду от себя отвести, и спрятаться на самом видном месте, ну или, как в сказках "закрылись
Тогда впервые "ведьмино отродье" в сторону Мири было брошено втихаря. Но потом разговоров становилось больше. Некоторые уже не стесняясь говорили Бахтало в лицо:
— Слышь, баро, а что делать будем, если кто случайно узнает о нашем приёмыше?
— Смотри, баро, как она глазищами своими чёрными таращится, сглазить хочет?
— Ой, да, мне тоже от взгляда этой малявки не по себе. Странная она, какая-то!
Немного позже, старуха Гюли, спросила Мири:
— Детка, откуда ты узнала про проклятую траву?
— Не знаю, — удивлённо ответила Мири, — просто увидела и поняла, что знаю. И знаю, как спасти кобылу. Просто знаю…
***
Вера дописала до точки и отложила ручку. Вера всё ещё не понимала, что хотят ей рассказать сны про Мири. Ей хотелось одного — узнать историю Мири до конца. Каким бы он не был…
Глава 4. Отшельницы
Следующего сна-продолжения Вере пришлось ждать ещё несколько месяцев. Вера попыталась, как ученица физико-математического класса лицея, сопоставить график снов, с событиями из прошлого. Пока, по Вериной теории, во время недель без сна-продолжения, в событиях прошлого проходили месяцы. Возможно, следующее знаковое событие из жизни Мири произойдёт гораздо позже? Например, через несколько лет и тогда следующий сон-продолжение Вера увидит через несколько месяцев. В этом случае, стройная теория Веры о взаимосвязи событий из прошлого и периодичности "показа" сна-продолжения, приобретёт закономерность…
Хотя, о какой закономерности может идти речь? Может быть, это просто сны… обычные сны, которые видят все, без исключения, люди?
Следующий сон Вере приснился, когда она приехала к отцу на весенние каникулы. После предыдущего эпизода, как и предполагала Вера, прошло около двух месяцев.
Как бы Вера хотела, или не хотела, за это время произошло неизбежное — родители развелись. Отец вернулся в Крым, а она — Вера (как решили родители, точнее мать, хотя Вера и сопротивлялась, как могла) осталась с матерью на юге Украины. Вера очень хотела вернуться обратно в Крым. Туда, где были друзья детства, любимая тётушка, бабуля и старший двоюродный брат. Но мать была непреклонна — Вера должна после развода жить с матерью. А отец вернулся к своим родственникам. Напоследок громко хлопнув дверью.
С одной стороны, Вера понимала отца, жизнь в постоянных конфликтах с женой — сомнительное удовольствие. С другой стороны, Вера искренне пыталась понять мать… и не понимала…
Первую ночь каникул Вера провела в поезде. Ночной рейс был удобным, она приезжала рано утром. А впереди у неё был целый день, который она могла провести "вися" на телефоне, как говорила бабуля, обзванивая друзей, сообщая о своём приезде и договариваясь о том, где и когда они встретятся.
Несмотря на раннее прибытие поезда, бабуля уже проснулась и поставила тесто, чтобы Вера сразу же по приезду поела с пылу с жару "фирменные" пирожки бабули. Увидев на пороге квартиры подросшую Веру, бабуля смахнула слезу:
— Худющая какая стала, одни глазища остались! — Окинула бабуля оценивающим взглядом Веру, и подхватив дорожный чемодан, потянула Веру на кухню, — мой руки и садись есть, первая партия уже готова!
Вера ещё не была голодна, но спорить с бабулей было бесполезно. Сидя на узкой длинной кухне, и пробуя пирожки с разными начинками, Вера слушала последние новости, которыми бабуля щедро делилась, продолжая стряпать.
— Эти, твои друганы, — говорила бабуля раскатывая скалкой тесто, — уже вчера вечером заходили, спрашивали: "А во сколько Вера приедет?"