Непрошеный Дар
Шрифт:
Вскоре Вера, действительно, уехала из Крыма, как оказалось на долгие годы. А уехала срочно, потому что позвонила мать.
— Вера, — голос матери по телефону был уставшим и обречённым, — возвращайся как можно скорее — бабушке очень плохо. Думаем, что она скоро… — мать всхлипнула, — бери билет на завтра и… приезжай попрощаться.
С бабушкой, матерью матери, у Веры сложились сложные отношения. Бабушка была очень строгой и… очень религиозной. Каждое воскресенье бабушка с дедом ездили в церковь. Когда была возможность посещали ещё вечерние служения по четвергам и субботам. Их общественная жизнь вращалась только вокруг церкви. Бабушка была
За пределами церкви, бабушка превращалась в совершенно другого человека и могла больно шлёпнуть скрученным жгутом полотенцем за малейшую провинность. Вере с детства “доставалось” от бабушки частенько: за то, что не складывала вещи на место, за то, что не возилась со всеми в огороде, и больше всего, за то, что Вера плохо ела. Бабушка готовила много жирной пищи и делала приторно-сладкую выпечку. После операции Вера долго придерживалась диеты и уже привыкла к соблюдению рекомендаций врача относительно питания. Бабушка всегда готовила то, что Вере было нежелательно есть, а потом ещё и обвиняла её в том, что не ест.
Но самое неприятное в общении с бабушкой, было то, что она постоянно тащила Веру с собой в церковь. Особенно ярко Вера запомнила одно событие. Как обычно, бабушка заставила Веру идти с ней в церковь на чьё-то венчание. Бабушка была на венчании и почётным гостем и, конечно, главным шеф-поваром свадебного пира. То ли из-за множества зажжённых благовоний, то ли из-за огромного количества цветов, то ли из-за летней жары… во время церемонии венчания Вере стало плохо: голова закружилась, в глазах потемнело, ноги подкосились… Какой-то стоящий рядом мужчина очень тихо вывел Веру из церкви на улицу и усадил на скамейку в теньке. Там Веру и вырвало. Пока содержимое желудка Веры с болью и слабостью во всём теле, исторгалось на клумбу, мужчина пошёл искать бабушку или деда.
Бабушка пришла первая. Она окинула трясущуюся Веру гневно-презрительным взглядом и уже готовилась высказать всё, что хотела, подошёл дед.
— Ты это видел? — С тем же нескрываемым презрением, спросила бабушка деда, — как она могла сделать “это” здесь? Здесь!!! На священной земле! — Бабушка злилась, как никогда.
— Я уверен, что ей просто стало плохо от жары, — вступился за Веру дед, — ты слишком требовательна к девочке. Она ещё очень мала…
— Мала? — Взвизгнула бабушка, — А ты помнишь, как она орала во время службы, когда ещё в пелёнках была? Уверена, — бабушка снова окинула Веру злым взглядом, — она это специально. Говорила же её матери, что “её”, — казалось, что бабушке было неприятно даже вслух произносить имя Веры, — давно пора отдать в воскресную школу, чтобы изгнать из неё… бесовское…
— Хватит! Остановись! — Прервал дед бабушку, — просто остановись! Я отвезу Веру домой, — дед помог Вере подняться со скамейки.
— Ты же знаешь, сколько я всего сделала чтобы… не дать… — бабушка говорила эти слова, как боец, который готов броситься в бой, даже ценой собственной жизни.
— Успокойся, — спокойно сказал дед бабушке, — не надо сейчас. Я отвезу Веру домой и вернусь.
При
После этого случая, Вера и бабушка затеяли тихую войну: бабушка, как опытный преследователь пыталась выловить Веру и заставить пойти в церковь, а Вера всеми силами пыталась спрятаться. Нет-нет, Вера не была ярым противником религии: она считала, что кто хочет — пусть верит себе на здоровье. Но она не могла понять маниакального желания бабушки быстрее “записать” Веру в официальные списки прихожан. Иногда Вере казалось, что если бы они жили лет сто назад, то бабушка бы добилась, чтобы Веру заперли в монастыре пожизненно. И все родственники Веры по материнской линии с аплодисментами поддержали бы эту идею.
Ещё Вере было непонятно, как мать может не замечать отношения бабушки к собственной внучке? Иногда Вера ловила себя на мысли, что бабушка искусный манипулятор и все её дети делают только то, что хочет их мать. Часто в ущерб своим собственным интересам. Так было с переездом. Бабушка давила на чувство вины матери Веры так, что та в конце концов надавила на отца и… вот они переехали из любимого Верой Крыма, в это ненавистное место.
Все это Вера вспоминала, сидя в переполнение плацкартном вагоне. И вот теперь бабушка была при смерти. И Вере ничего не оставалось, как ехать и… прощаться… Прощаться с осколками прошлого, под традиционный марш “Прощание славянки”, которым сопровождалось каждое отбытие пассажирского поезда — это было символично.
Непроизвольно поёжившись, она вошла в дом бабушки. Этот дом наводил на Веру непонятный страх: в каждом углу бабушкиного дома ей мерещились призраки. Мимо огромного зеркала в зале, Вера вообще старалась прошмыгнуть, чтобы даже случайно не попасть в отражение. Вере казалось, что именно так должно выглядеть жилище ведьмы из страшных сказок, а не… дом глубоко верующих в Бога людей.
Бабушка сидела на диване в “проходной” комнате, которую называла “столовой”. Продавленный диван поскрипывал под грузным телом бабушки. Вокруг суетились мать и тётушки. После перенесённого инсульта, лицо бабушки было перекошено, но даже в подслеповатых глазах сквозила былая власть над домочадцами.
— Выйдите все, — трудом выговаривая слова, обратилась бабушка к дочерям. Те послушно, почти бесшумно, выскользнули за дверь.
Вера и бабушка и остались наедине. Вера с вызовом смотрела на бабушку, которая с нескрываемой злостью смотрела на внучку.
— Рада, что жива осталась? — С трудом ворочая языком, с горькой усмешкой проигравшего, сказала бабушка.
Вера молчала. Она не знала, что надо говорить в таких случаях. И надо ли вообще что-то говорить?
— Я делала ВСЁ, чтобы ты не родилась, — из уст бабушки это звучало естественно, как будто так надо было: “делать всё”, чтобы человек не родился.
Вера просто стояла и слушала. Она знала, что у её матери было шесть беременностей, из которых родилась только одна Вера. А после двух операций мать больше никогда не сможет иметь детей.
— Ты должна была… как я… — очень медленно произнося слова, продолжала откровение бабушка, — как я довериться Богу и начать ему служить, чтобы… чтобы сила, которая в тебе… никогда не проснулась… сейчас уже поздно… в матери твоей я смогла затормозить силу… и других дочерей закрыла навсегда от пробуждения… цена была высокая — сын…