Непросто Мария, или Огонь любви, волна надежды
Шрифт:
Как говорят англичане – to fall in love? Да! Я действительно упала в любовь. Упала, как в пропасть, как в бездну, откуда потом не выбраться. Упала со всем отчаянием неизбежной грядущей смерти и холодом в груди от свиста воздуха, разрывающего легкие. Упала, чтобы не подняться.
И мне было сладко, безумно сладко в момент падения.
Наконец он остановился перед своей кроватью и выпустил меня из рук, отстраняясь и давая возможность передумать. МНЕ? ПЕРЕДУМАТЬ?! После такой встречи?!!
Да скорее я пойду в гости к Рамону или поменяю стихию! НИ! ЗА! ЧТО!
Привычная
Видимо, Диего поймал что-то такое в моих глазах, потому что больше безмолвно не спрашивал, он рвал на клочки мой купальник и доминировал – страстью с привкусом нежности, напором с толикой отчаяния.
Он не шептал мне на ухо: «Не отпущу», – он молчал. Но я понимала, видела по его лицу ясно – не отпустит! Как и я его! Он мой, мой навсегда. Пока я жива – мой!
А Диего трясущимися руками с глухим рычанием свирепо дорывал кусочки трикотажной тряпки, словно они его самые лютые враги.
Когда дорвал, он смял меня, прижимая к себе, опрокидывая на себя. Против обыкновения, против всей своей сущности позволяя доминировать в дальнейшем уже мне.
Я с радостью воспользовалась дарованной инициативой, кусая, лаская, облизывая любимого. Боже мой, я так давно этого ждала! Кажется, всю жизнь! Он лежал, вздрагивая и прерывисто дыша, и тянулся ко мне пальцами и ртом, успевая раздаривать мелкие жгучие поцелуи.
Мы с ним были одним обнаженным комком нервов, одной сплошной жаждой, не утолить которую – значит умереть. Это сумбурное сплетение тел, сумасшествие довело меня до того, на что я, слишком мало видевшая мужчин и ласки в своей постели, слишком давно, – никогда в жизни бы не осмелилась.
Наше слияние – это был гимн обладания друг другом. Мы метили друг друга, ставили клеймо губами, зубами и языком. Мы хотели как-то запечатлеть обоюдную принадлежность. В этом было что-то низкое и животное, в этом было что-то безумное с привкусом отчаяния. Ваниль и шоколад, кофе с запахом корицы – вот что это такое.
А для меня это было прощанием с Диего; со всем, что дорого. Такое себе эгоистичное последнее «Прости и помни», последний жадный поцелуй перед виселицей.
Я знаю, Диего не согласился бы со мной. Знаю – его поцелуи были криком: «Жизнь только начинается!» Знаю. Он фонтанировал надеждой, будто вулканический гейзер лавой. Он излучал уверенность, которой у меня не было.
Он… он по-настоящему любил меня. И за это я ему до конца недолгих своих дней останусь благодарна. И сделаю все – ВСЕ! – чтобы ни Рамон со товарищи, ни кто-либо другой не посмел посягнуть на любимого. Даже если он презренный слабосильный человек, а не воплощенная стихия. Ведь главная сила не в физической мощи – в сердце.
Мы лежали вымотанные и уставшие. Наверное, своими криками и громкими стонами переполошили весь дом, хорошо хоть к нам в спальню никто не ломился. Спасибо и на том.
Я гладила сухие мускулы расслабленного Диего и тихо млела. А он,
Спасибо, что пришел! Спасибо, что ты есть. Я благодарна судьбе, что она подарила мне тебя, язвительного и угрюмого, веселого и насмешливого, безумно терпеливого и зажигательно-страстного. Ты один во всем мире, другого такого нет.
И ты мой.
Благодарю за это.
Я не хочу видеть тебя в клетке любых обязательств, да у тебя и не выйдет. Ты сильный. Смелый. Хочу и дальше видеть тебя таким, слышишь!
И прости… даже за эту ночь, за самодовольное, неправильное желание привязать тебя. Прости.
Я уйду, потому что должна. И за это тоже прости. Не могу без тебя, не хочу без тебя. Прости за это тоже. Единственный живущий на земле мужчина, которому я нужна такая, какая есть, со всеми проблемами, болью и недостатками, – прости. Больше не буду задирать тебя и чуточку, самую малость соблазнять. Не буду хотеть тебя по утрам, стискивая влажную простыню. Прости. Забудь.
Я заставила себя прикрыть глаза. В уютной темноте слушать равномерное дыхание любимого мужчины – в этом есть что-то мистически умиротворяющее. Сонный Диего хозяйским жестом подгреб меня под бочок и облапил обеими руками. Вроде же и рослая, и немаленькая, а облапил, как плюшевого мишку, – не вырваться. Впрочем, мне приятно и хорошо. И даже почему-то совсем не жарко. Под заунывное пиликанье сверчка я впервые за долгое-долгое время спокойно уснула.
В ту ночь мне снилось что-то воздушно-благостное и приятное, цветные сны без сюжета, начала и конца. Запомнился крик чаек и шум океанского бриза, мерный плеск весел и журчание прибрежных волн.
Исполненная сладкой истомы, я продрыхла на целых три часа дольше, чем обычно. Проснулась от настойчивых ласк груди, довольная жизнью и жутко голодная. Вздохнула – с таким настроением бы каждый день вставать! – и поднялась встречать новый день во всеоружии, что бы это в конечном счете для нас ни значило…
Глава 19
В дали дальние мозги отправятся.
Умом я тронуся, а что останется?
– Маша! – заорал под дверью неугомонный ребенок пубертатного периода. И что ж некоторым не спится в рань глухую?! – Маша, долго вы еще будете дрыхнуть?
– Он тебя Машей назвал, – наябедничал Диего, подгребая меня поближе и утыкаясь лицом в волосы. – Бить будешь или сразу грохнем гаденыша?
– Он еще маленький, – промурлыкала я, приникая к нему всем телом. – Пусть живет…
– Не дай себе засохнуть! – заорал только что спасенный от страшной участи мальчишка. – Выпей кофе, и пошли в футбол погоняем!
– …пока! – договорила я, нежась под ласками. – А потом я встану… и этот любознательный отрок будет бедным…
– Сначала я, – подколол Диего, с успехом показывая, что не только ночью можно с пользой проводить досуг. Бывает еще и другое время суток…