Непростые времена настали
Шрифт:
— Держи вора!
— Хватай его!
И, особенно пронзительный, отчаянный вопль Помбрина:
— Мой сверток!
Шев дернула шнурок на пояснице, почувствовала, как раскрылся мешочек, и вслед за ней рассыпались калтропы. Пара охранников грохнулась, и она услышала крики. Наутро у них будут болеть ноги. Но еще больше охранников бежало следом.
— Подрежь его!
— Стреляй!
Она взяла левее, мгновением позже услышала звук тетивы арбалета и чирканье, когда болт срикошетил по стене перед ней и улетел в темноту. Шев на бегу стащила перчатки,
— Вот это бегунья, — прошептала Шев и прыгнула с последнего столика над охранником, тянущим руки слева, и гулякой справа. Падая, она схватилась за маленькую веревку за вывеской «Верскетти» и хорошенько рванула.
Когда она покатилась, мелькнула вспышка, словно от молнии. Когда она поднялась, раздался жуткий грохот. Темная ночь тут же озарилась, фасады зданий впереди осветились белым. Послышались крики, визги и множество взрывов. Она знала, что позади нее через всю улицу летят цветки сиреневого огня и льются потоки золотых искр. Представление, подходящее для баронской свадьбы.
— Этот Куодам определенно знает толк в фейерверках, — прошептала Шев, подавляя искушение остановиться и посмотреть представление. Вместо этого она скользнула в темную щель, вспугнув паршивую кошку, пригнулась, пронеслась три дюжины шагов и нырнула в узкий садик, стараясь дышать потише. Разорвала пакет, который спрятала в корнях мертвой ивы, развернула белую робу, влезла в нее, натянула капюшон и стала ждать в темноте, с большой церковной свечой в руке, прислушиваясь к звукам в ночи.
— Черт, — пробормотала она. Когда стихло последнее эхо ее огненной диверсии, она услышала вдалеке приближающиеся крики ищущих ее охранников Помбрина. Стучали двери, которые они пытались открыть одну за другой.
— Куда он делся?
— Думаю сюда!
— Чертов фейерверк обжег мне руку! Понимаете, я действительно обгорел!
— Мой сверток!
— Давайте, давайте, — пробормотала она. Если эти идиоты ее поймают, это будет один из самых удивительных моментов ее карьеры. Конечно, тот случай, когда она застряла в свадебном платье на полпути со стены штаб-квартиры торговцев тканями в Адуе, с цветами в волосах, но без нижнего белья, и со стабильно растущей толпой зевак внизу, это перевесит, но все же.
— Давайте же, давайте, да…
И вот с другой стороны она услышала монотонное пение и ухмыльнулась. Сестры всегда вовремя. Теперь она услышала звук их шагов, мерный топот, который перебивал крики охранников Помбрина и крики женщины, временно оглушенной фейерверками. Звуки шагов усилились, священная песня тоже, и мимо садика прошла процессия. Женщины, все в белом, все в капюшонах, с зажженными свечами, которые они несли перед собой. Во мраке они смотрелись призрачно и маршировали
— Вот это жрица, — прошептала Шев себе под нос, выскользнула из садика и протолкалась в середину процессии. Наклонила свечу налево, так что ее фитиль коснулся фитиля соседки. Женщина нахмурилась, и Шев подмигнула в ответ.
— Будьте любезны, не дадите девушке огня?
Фитиль с шипением зажегся, она попала в шаг и добавила к пению свою радостную ноту. Они прошли по улице Калдиче, по Финтинскому мосту, гуляки в масках уважительно расходились, чтобы дать им пройти. И дворец Помбрина, и его охранники, ищущие все неистовей, и яростный рык пары свирепо спорящих северян — все постепенно растворилось в тумане позади.
В темноте она тихо проскользнула в свое открытое окно, мимо качающихся штор, и подползла к своему удобному креслу. В нем спала Каркольф, одна прядь светлых волос трепыхалась у рта от ее дыхания. С закрытыми глазами и расслабленным лицом она выглядела молодо, без этой своей обычной презрительной усмешки, которая была ее ответом на все. Молодо и очень красиво. Благослови бог моду на узкие штаны! Мягкие волоски на ее щеке чуть поблескивали в свете свечи, и Шев почувствовала, что хочет протянуть руку, положить ладонь ей на лицо, поласкать ее губы большим пальцем…
Но, хотя она и любила опасность, это было бы чересчур рискованно. Так что вместо этого она крикнула:
— Бу!
Каркольф вскочила, как ошпаренная, врезалась в стол, чуть не упала, и осмотрелась, шатаясь и выпучив глаза.
— Черт возьми, — пробормотала она, и, дрожа, вздохнула. — Обязательно было так делать?
— Обязательно? Нет.
Каркольф прижала руку к груди.
— Думаю, из-за тебя могли открыться швы.
— Детка, ты невероятна. — Шев стащила робу через голову и отбросила прочь. — Он едва порезал кожу.
— Утрата твоего хорошего мнения ранит меня сильнее, чем любой клинок.
Шев развязала ремни, на которых держались ее воровские принадлежности, расстегнула альпинистское снаряжение и начала стаскивать свою черную одежду, так, словно ей было неважно, смотрит Каркольф или нет. Но ей доставило удовольствие, что Каркольф не заговорила, пока Шев не надела чистое платье, причем ее голос был слегка хриплым.
— Ну?
— Что «ну»?
— Я всегда мечтала посмотреть, как Белая Сестра раздевается у меня на глазах, но еще я думала, нашла ли ты…
Шев бросила сверток, и Каркольф ловко поймала его на лету.
— Я знала, что могу на тебя положиться. — Голова Каркольф слегка закружилась от облегчения, не говоря о легком покалывании от возбуждения. У нее всегда была слабость к опасным женщинам.
Черт возьми, она действительно превращалась в своего отца…
— Ты была права, — сказала Шев, падая в кресло, из которого недавно от испуга выскочила Каркольф. — Он был у Помбрина.
— Черт возьми, я так и знала! Вот ведь хмырь! Нынче так сложно найти приличную приманку, которую не жаль пустить в расход.