Нептунова Арфа
Шрифт:
— Попить-то дай, — сказала Марийка. Именно сказала, а не попросила и даже не приказала. — Что там у тебя? Небось опять соки?
— А как же… Грейпфрут и манго. Упоительное сочетаньице. Услада желудка.
— Так угостишь?
Марийка медленно, с видимым наслаждением выпила коктейль и протянула Аракелову пустой стакан…
— На, забери… услада желудка. И куда же ты теперь?
— В Ленинград, куда ж еще. Отчитаюсь, а там и отпуск.
— И сколько тебе набежало?
— Дней пятьдесят… Точно не знаю, не считал еще. А что?
— Так просто… Решил уже, куда поедешь?
— Нет, — сказал Аракелов,
— Нет, — повторил Аракелов. — Ничего я еще не решил. А ты? У тебя ведь тоже отпуск?
Марийка кивнула.
— Не знаю… Море надоело. В горы податься, что ли? Вот ребята на Памир зовут… Искупаемся, а? — Это было сказано безо всякого перехода, с естественной для Марийки непоследовательностью.
— Давай, — сказал Аракелов. — В бассейне, по-моему, никого.
— Ага, — отозвалась Марийка. — Сейчас. Лень вот что-то. Уходить не хочется. Да и разговор у нас с тобой увлекательный. Интеллектуальный.
— Просто на диво интеллектуальный, — согласился Аракелов. — Душу радует и умы волнует. Так что давай иди.
— И пойду. Вот только посижу еще немного.
— Сиди, — милостиво разрешил Аракелов. — У тебя программа когда кончается?
— Через две недели.
— И в институт?
— Конечно.
— Ясно. — Аракелов помолчал. — Я тебя встречу, пожалуй. Если, конечно, в городе буду. Ты самолетом?
— Самолетом.
Они помолчали. Потом Марийка спросила:
— Ты уже завтракал?
— Нет еще. А ты?
— Тоже нет. А неплохо бы…
Аракелов посмотрел на часы.
— Еще минут сорок.
— Да, сейчас бы… Чего бы это такого? Котлет, например, картофельных с грибным соусом, а? Как ты думаешь?
— Не знаю. Я их последний раз пробовал года четыре назад. В Таллине. В столовой на Виру.
— Никогда не была в Таллине.
— Кстати, о котлетах. Я, между прочим, по пельменям большой специалист. Как ты к ним относишься?
— Положительно.
— Это хорошо. Терпеть не могу, когда усладу желудка приносят в жертву сохранению фигуры…
— Ничего с моей фигурой не будет.
— Так придешь ко мне на пельмени?
— В шесть часов вечера, после отчета?
— Точно.
— Я подумаю.
— Только не слишком долго. Мне ведь всего два дня осталось. Даже полтора, собственно.
«Если она согласится прямо сейчас, — загадал Аракелов, — то все будет. И то, что было, и то, чего не было. И Увалиха будет. И отпуск. И все, все, все…»
Но прежде чем Марийка успела открыть рот, наверху, на ботдеке, всхрапнув, проснулся громкоговоритель:
— Аракелова на мостик!
Аракелов чертыхнулся.
— Иди, — сказала Марийка. — Иди. Мастер [1] ждать не любит.
— Что там еще стряслось?
— Вот потом и расскажешь. Иди. А я пока смесь твою допью. Договорились?
— Договорились, — кивнул Аракелов. — Так как насчет пельменей?
1
Мастером на международном судовом жаргоне называют иногда капитана.
— Я подумаю.
— Подумай, — сказал Аракелов. Он безнадежно вздохнул и встал. — Ну пошел.
Марийка смотрела на него снизу вверх, и лицо у нее было… Аракелов так и не успел определить, какое, потому что вдруг — неожиданно для самого себя — наклонился и поцеловал ее. Губы у нее были мягкие, прохладные, чуть горьковатые от сока.
— Убирайся, — шепотом сказала Марийка, отталкивая его.
Но интонация совсем не соответствовала смыслу слов.
Аракелов выпрямился и не оборачиваясь зашагал по палубе. Не оборачиваясь, потому что обернуться было страшно.
Уже у самого трапа на мостик он нос к носу столкнулся с одним из трех радистов «Руслана».
— Что там стряслось, Боря?
— Мэйдэй, [2]– коротко ответил тот и, довольно бесцеремонно отодвинув Аракелова, побежал дальше.
Мэйдэй! Только этого не хватало! Что там еще стряслось?
2
— Еще кофе, капитан? — Кора держала в руке кофейник — удлиненный, изящный, с эмблемой «Транспасифика» на боку: стилизованное кучевое облачко, кумула-нимбус, намеченное небрежными, округлыми голубыми линиями, на нем — маленький золотой самолетик со стреловидным оперением, а надо всем этим — восходящее солнце, которому золотые лучи придавали сходство с геральдической короной. Такой же знак был и на чашке, которую Стентон решительно отодвинул.
2
Радиотелефонный сигнал бедствия; состоит из слова MAYDAY, повторенного три раза и слова ici («здесь»); полный аналог радиотелеграфного сигнала SOS; иногда сигнал «мэйдэй» буквально переводят с английского как «майский день», хотя подобное толкование неверно, как неверно и распространенное толкование сигнала SOS — «спасите наши души»; на самом деле оба сигнала подбирались по удобному созвучию и сочетанию знаков азбуки Морзе.
— Нет, спасибо. Докурю и пойду в рубку. Давно пора бы появиться этому чертову тунцелову…
— Не волнуйтесь, капитан, — Кора улыбнулась. Она всегда улыбалась, называя его капитаном, отчего уставное обращение превращалось чуть ли не в интимное. На Стентона эта ее улыбка действовала примерно так же, как стеклянный шарик провинциального гипнотизера: притягивая взгляд, она погружала Сиднея в какое-то подобие транса. Он, правда, старался не выдавать себя, но вряд ли это удавалось ему успешно. Во всяком случае, он был уверен, что Кора прекрасно все замечает. — Ну, потеряем мы полчаса, там наверстаем потом…