Неравная игра
Шрифт:
— Слушаю.
— Во-первых, ты постоянно остаешься у меня на виду.
— Будет неловко, когда кому-то из нас понадобится в туалет.
— Я совершенно серьезно, пупсик.
— Допустим, но мне же нужно будет ездить на работу.
— Я буду провожать тебя и встречать по окончании рабочего дня.
— Хорошо, как-нибудь переживу. Второе условие?
— Мне нужен телефон. Самый простой. Просто на случай, если тебе понадобится срочно мне позвонить.
— У вас нет мобильника?
— Пока не было необходимости.
—
— А со мной никто не связывается.
Он наконец-то отпускает мою руку, и я снова сажусь за стол.
— Телефон можно будет купить утром. У меня рядом с домом как раз есть магазинчик.
Клемент кивает.
— Так мы договорились?
— Похоже на то.
— Замечательно.
Хоть это и не совсем «звоночек», но сердце у меня радостно трепещет. Наконец-то удалось ухватиться за что-то стоящее! Хотя, судя по мрачному выражению напарника, моего энтузиазма он не разделяет.
— Клемент, вы уверены, что хотите мне помогать? По вам не скажешь, что вы горите желанием.
— Это вопрос не желания, пупсик, а необходимости.
— Вас никто не заставляет.
— Неужто? — бурчит он и встает. — Мне нужно покурить. Идешь?
Я не заставляю себя упрашивать. Остаточный шок и две порции бренди разожгли у меня зверскую жажду никотина.
Мы пересекаем зал и выходим в уменьшенную версию тюремного прогулочного дворика.
— Какой очаровательный пивной сад, — комментирую я. — А это ведро с окурками — просто шик!
Клемент пропускает мой сарказм мимо ушей и выуживает из нагрудного кармана сигареты. Я выковыриваю сигарету из своей многострадальной пачки и прикуриваю от любезно предложенной зажигалки.
Первая затяжка вызывает неописуемые ощущения. Я всецело признаю, что курение — ужасная привычка, и все же не думаю отказываться от нее, поскольку сократила ежедневные десять сигарет до четырех-пяти в месяц.
Какое-то время мы молча курим. Возобновлять разговор приходится мне.
— Деньги, разумеется, пополам.
— Деньги?
— Истории вроде этой могут принести целое состояние.
— Пупсик, я же сказал тебе, деньги меня не интересуют.
— Да бросьте. Деньги нужны всем.
— Мне только и нужно, чтобы хватало на выпивку, сигареты и еду.
— А ипотека?
— Я зарабатываю вполне достаточно, чтобы снимать себе хату.
— Ах, у вас нет собственного жилья?
— Не-а. Никогда не было и не будет.
— Но ведь это крайне недальновидно. Осмелюсь предположить, пособие вам не полагается, на что же вы собираетесь жить, когда выйдете на пенсию?
— Я вышел на пенсию уже давным-давно.
— Что? Вы же сказали, что работаете решалой. Это ведь постоянная работа, разве нет?
— Не, это скорее… Как же называется… Призвание, вот.
— Поэтому вы и не хотите получить с меня плату?
Великан глубоко затягивается и отвечает:
— Скажем так, мои жизненные цели отличаются от общепринятых,
— Принято, но если вы вдруг передумаете, предложение остается в силе. Так, с чего начнем?
— Ты меня спрашиваешь? Как-никак, это твоя затея.
Замечание грубоватое, но вполне справедливое, если учесть, что сама я пока о планах и не задумывалась.
— Мне нужно поссать, — добавляет Клемент. — А тебе лучше пораскинуть мозгами, пока этого не сделали другие.
Он бросает окурок и оставляет меня наедине со своими мыслями.
Без воодушевляющего ощущения «звоночка» меня охватывает суровое осознание, что соблазнительные зацепки или очевидные ниточки для расследования у меня напрочь отсутствуют. Помимо рассказанного Клементом, известно мне всего ничего, что определенно не тянет на фундамент для развития сюжета.
Аллан Тим явно не вариант для начала расследования, поскольку о нем ничего не известно. Единственным источником вдохновения остается блокнот.
С ходу напрашивается вопрос: как он оказался в кармане пиджака Денниса Хогана?
Я вспоминаю об Эрике и задумываюсь, как бы он поступил в данной ситуации. Загадки подобного рода как раз и доставляли наибольшее удовольствие моему наставнику, вот только он отличался аналитическим умом, а я всегда больше полагалась на чутье. И сейчас чутье подсказывает, что ответы мне придется искать в том месте, куда я надеялась больше не возвращаться.
Тушу сигарету и направляюсь обратно в паб.
Клемент уже вернулся за столик.
— Повторим?
— Тогда твой черед заказывать, пупсик.
— Эмма.
— Эмма?
— Так меня зовут. Просто у меня сложилось ощущение, что вы забыли мое имя, раз постоянно называете пупсиком.
— Такая уж у меня манера. Тебя это напрягает?
Несколько недель назад в своем супермаркете я стала свидетельницей разговора между покупательницей и администратором. Женщина жаловалась, что мужчина-кассир по меньшей мере дважды назвал ее «милочкой», видимо, вразрез с ее феминистскими принципами. Помню, про себя я пожалела беднягу, единственное преступление которого заключалось в проявлении дружелюбия. Что же до покупательницы, о ней мнение у меня сложилось предельно простое: зловредная коза.
Я одариваю Клемента улыбкой:
— Нет, не напрягает.
Когда я уже возвращаюсь с выпивкой, меня запоздало озаряет:
— Клемент, когда вы сказали, что я должна постоянно оставаться у вас на виду, что именно вы имели в виду?
— Можешь не волноваться, в туалет с тобой не пойду.
— Что ж, это обнадеживает, но что насчет всего остального времени?
— У тебя диван есть?
— Хм, есть.
— Теперь он мой. Во всяком случае, пока все это не закончится.
Пожалуй, мне слишком не терпелось заручиться поддержкой Клемента, и я не истолковала первое условие как отмашку на его переезд ко мне.