Неравный брак
Шрифт:
Каким тревожным это казалось тогда, как занимало ее мысли! А теперь, всего год спустя, Ева вдруг поняла, что вспоминает все это с чувством, похожим на нежность. С тем же чувством, с которым вспоминает все, связанное со школой: директора Мафусаила, свой кабинет русской литературы с портретами писателей на стенах, даже историка Дениса Баташова, который был ведь не только ее любовником, но, кстати, и любимым учителем всех старшеклассников, главой турклуба и «Исторических чаепитий» по пятницам, на которые сходилась
– Как ваши дела, Артем? – спросила Ева, улыбаясь своему ученику. – Я ведь недавно приехала, даже в школе еще не была. Где вы учитесь?
– Спасибо, все в порядке, – кивнул он, не отводя от нее глаз. – Нигде не учусь. Из армии только что вернулся.
Ева вспомнила еще, как ей почему-то показалось однажды, что у этого мальчика серебряный взгляд.
«Насколько же у мужчин все по-другому, – подумала она тогда. – Вот у Артема глаза светлые и волосы светлые, совсем как у меня. А получается не серый цвет, а серебряный, и очень красиво».
Волосы у него теперь стали темнее. Или это только кажется из-за короткой армейской стрижки? И черты лица, пожалуй, стали тверже – или тоже кажется? Но уже не из-за стрижки кажется, а из-за того спокойного внимания, которое неуловимо исходит от этого молодого повзрослевшего человека.
– Разве вы были в армии? – удивилась Ева. – Я не знала. Но почему, Артем? Вы так хорошо учились, неужели не поступили никуда?
Действительно, было чему удивляться. Клементов окончил без троек, а после их гимназии даже троечники обычно поступали с первого захода.
– Был, был, – неизвестно чему улыбаясь, ответил он. – Год всего, правда. Потом мама решила, что хватит.
– Что значит – мама решила? – снова удивилась Ева. – Разве это от родителей зависит?
– Да у нее подруга врач, – объяснил он. – И как раз по армейским делам, вот и организовала диагноз. Такое название, что в трезвом виде и не выговоришь.
– Но вы же не заболели, правда ведь? – спросила Ева. – Вы так беспечно об этом говорите…
– Не заболел, – подтвердил он и вдруг добавил после короткой паузы: – Я очень рад вас видеть, Ева Валентиновна.
Это были обычные вежливые слова – из тех, какие не задумываясь говорят при встрече или знакомстве. Но Артем произнес их так, что Ева почувствовала легкое смущение – такое же, какое иногда чувствовала с ним и прежде.
Так было, когда он сказал однажды: «Мне очень хочется вас понять, Ева Валентиновна! Но это трудно, мне трудно – у вас такая сложная жизнь в душе…» В тот день они шли по Тверской мимо Трехпрудного переулка – кажется, им было по пути. Или это Артем попросил разрешения проводить Еву Валентиновну от школы до Пушкинской площади?
Еве тогда стало неловко после этих Артемовых слов. Она не знала, о чем говорить с ним дальше, и обрадовалась, когда они дошли наконец до входа в метро на углу Большой
К счастью, теперь они встретились не на улице и не было необходимости заводить разговор о погоде.
– Вам нравится выставка? – спросила Ева. – Как все-таки хорошо, Артем, что вы ходите в такие места.
Нет, она положительно не умела вести дежурные беседы! Это и с Вернером так было: стоило ей заговорить сознательно непринужденным тоном – и даже голос начинал звучать как-то глупо, совершенно неестественно!
Артем улыбнулся – едва заметно, самыми уголками губ.
– Нравится, – кивнул он, словно не расслышав ее дурацкого тона. – Не все, конечно, но замысел хороший.
– Правда? – почему-то обрадовалась Ева. – Мне тоже – замысел… Ну, и экспонаты многие, конечно. Вот эти, например.
Она указала на «Эротику».
– Эти? – снова едва заметно улыбнулся Артем. – Да, неожиданно. Провоцирует сознание!
Ева поразилась, как точно он определил то, что и она чувствовала, глядя на эти фотографии, но чувствовала смутно, не умея назвать.
– Правда, – кивнула она, радостно улыбаясь. – Ведь правда, Артем! Провоцирует… А я не могла определить. – И неожиданно для себя добавила: – Вы очень повзрослели.
Тут он наконец не выдержал и рассмеялся. Ева почувствовала, что щеки у нее начинают розоветь. И, конечно, это стало заметно, потому что Артем сразу перестал смеяться и сказал:
– Извините, Ева Валентиновна. Просто вы так… Знаете, так старушки говорят, когда внуков из армии встречают: ой, возмужал, внучек, а повзрослел, а плечи какие широкие стали, ну, молодцом, армия из тебя человека сделала, мужчину!
– Значит, я мыслю как старушка, – пожала плечами Ева. – Но все-таки не настолько, чтобы думать, будто армия делает человека. И из кого, собственно, она его делает?
– Извините, Ева Валентиновна, – повторил он. – Я не хотел вас обидеть.
– Да вы меня и не обидели, Артем, – сказала она. – Ну что ж, мне пора. Рада была вас встретить.
В отличие от него, Ева произнесла эти слова вполне дежурным тоном.
– Вы уходите? – быстро спросил он, заметив ее мимолетное движение.
– Я уже в общем-то все посмотрела, – ответила она. – Собиралась уходить.
– Можно, я вас провожу?
Артем смотрел на нее так внимательно и ожидающе, что у нее язык не повернулся отказать. Да и почему, собственно, она должна ему отказывать? Тем более что ей совсем не хочется снова погружаться в свои невеселые мысли…
– А разве вы тоже все посмотрели? – спросила она на всякий случай.
Он молча кивнул.
– Что ж, пожалуйста, Артем, если вам по пути, – согласилась Ева. – Я все равно хотела пешком пройтись. Мне, знаете, даже брат советовал пожить немного без великих мыслей, а просто погулять по Москве.