Неразрезанные страницы
Шрифт:
Они обнялись, оба очень высокие и какие-то… подходящие друг другу, и пошли куда-то, в двух шагах от Олега прошли и даже не взглянули!..
Тот был уже не просто зол. Он был в ярости.
В его системе координат ничего подобного не могло быть. Просто не могло быть, и все тут!..
– Пардон, мадам! – Собственный голос показался ему каким-то писклявым, недостаточно мужественным. – Вы позабыли вашу сумку.
Митрофанова оглянулась, мазнула по нему взглядом и улыбнулась. Тому, кто держал ее сейчас за
– Черт с ней, – сказала она. – Олег, у меня к вам большая просьба, занесите ее на ресепшен, я потом заеду и заберу… когда-нибудь.
– Да не нужно, мы сами! – перебил высокий парень, в один шаг оказался рядом и подхватил с асфальта сумку. – Чего сто раз заезжать! Спасибо вам.
На стоянке еще долго раздавались их громкие голоса, они все говорили, перебивали друг друга, потом заурчал автомобильный двигатель, хлопнули двери, и машина, взвизгнув тормозами, вылетела за шлагбаум.
Не выехала, а именно вылетела.
Олег послал их обоих подальше вместе с их машиной, хотел было разбить свои темные очки, но передумал.
Всю ночь он не спал, пил виски и думал, как же он мог так ошибиться, а под утро ему приснился гадкий сон, как будто он, голый, выступает на арене цирка, демонстрирует свои достоинства, и ему очень важно, чтобы эти достоинства оценили, а все вокруг над ним смеются.
Дверь открыл Алекс и первое, что сказал, завидев парочку:
– Тихо-тихо-тихо!..
Вид у него, как всегда, был странный.
– Да чего там тихо! – загрохотала Митрофанова. – Маня! Маня, выходи! Смотри, кого я тебе привезла!
– Здравствуйте, – смущенно поздоровался Береговой.
– Не кричите, Катя, – морщась, попросил Алекс, – я же вас попросил. Не мешайте ей, она пишет.
– Как?!
Алекс усмехнулся:
– Так и пишет. Ручкой на бумаге.
– Ручкой?!
– Нет, я, конечно, сегодня купил ей ноутбук, но она сказала, что будет писать в тетрадке, раз уж у нее работает только правая рука.
Митрофанова посмотрела на Берегового, а он на нее.
– Она же… у нее же не получалось в последнее время, – недоверчиво протянула она.
– А теперь получается, – нетерпеливо сказал Алекс. – Проходите. Я рад, что вас наконец-то освободили, Владимир. Вы успели заехать домой или дать вам переодеться?.. Впрочем, мои джинсы вам вряд ли подойдут, но могу предложить Манины…
Митрофанова захохотала, и в дверях кабинета показалась писательница Поливанова.
– Так вот кто это, – сказала она с удовольствием и поправила скособоченные очки. – Привет, Володь. Алекс, что ты там мечешься, словно угорелая кошка?
Вид у нее тоже был странный.
– Маня, – спросила Митрофанова, как будто это было самым главным на свете, – ты что? Пишешь?
Поливанова сосредоточенно кивнула.
– Пятьдесят страниц написала, – и она покрутила уставшей шеей. Посмотрела на Берегового и вдруг ни с того ни с сего смачно поцеловала его в щеку. – Жив?
– Жив, Марина. Если бы не вы…
Поливанова махнула на него рукой:
– Называй меня Маней, а?.. Мы же не на пресс-конференции! А ты чего такая красная, Катька? Опять приседала? Или целовалась?
– Сначала приседала, потом целовалась, – тут Катерина засмущалась. – А мы будем есть, а? И пить, и разговаривать?..
– Катя, – издалека сказал Алекс, – не приставайте к ней! Она пишет, ей сейчас не до нас…
Ого, подумала Митрофанова, какой прогресс. Значит, ты все-таки сообразил, что Мане тоже может быть… не «до нас». Не до тебя!..
Так тебе и надо!..
– Мы будем есть, пить и разговаривать, потому что писать я все равно больше не могу, у меня голова отвалилась, и рука тоже.
– На кухне или в гостиной?
– Конечно, в гостиной, Алекс! Нужно еще Дэну позвонить и его высокоблагородию, чтоб приехали.
– Маня, не расходись, – попросил Алекс, – тебе завтра работать.
– Ну, ты же будешь за мной ухаживать, если у меня случится похмельный синдром? Подносить воду, аспирин и ставить примочки?
Алекс Шан-Гирей подошел и посмотрел ей в лицо.
– Я буду за тобой ухаживать, Маня, – сказал он, как будто поклялся в чем-то. И погладил ее по щеке, где все еще было черным и желтым. – И включи телефон. Ты утром обещала кому-то интервью.
– Черт, точно! Я забыла совсем.
И она умчалась в кабинет.
Береговой улыбался растерянно, Алекс накрывал на стол в прадедушкиной гостиной, а Митрофанова ему мешала, думая, что помогает. Молочная люстра на бронзовых цепях уютно светилась, и жизнь, описав немыслимый кульбит, повернула наконец-то в какую-то правильную и утешительную сторону, и Береговой думал, что они его спасли, и вспоминал, как сжимал Катины пальцы, когда они с Поливановой пришли к нему на свидание, и еще о том, что у матери операция на следующей неделе, и еще – как-то краем – о том, что сейчас приедет сюда Дэн, в эту удивительную семью, необыкновенную квартиру и утешительную жизнь, когда из кабинета вдруг раздался даже не крик, а вопль:
– Не-е-ет!!!
Алекс замер, уронил бокал и ринулся по коридору, а за ним рванула Митрофанова и следом Береговой.
Писательница Поливанова, совершенно красная, сидела в кресле и билась головой о стол. В руке у нее был телефон.
– Маня!
– Маня, что случилось?!
Алекс подскочил и обеими руками взял ее за голову. Маня лбом уткнулась ему в живот.
– Я не могу, – глухо выговорила она в телефон, – понимаете, я не могу больше отвечать на этот вопрос! Или придумайте другой, или не звоните мне больше! Никогда!..