Нерон, или Актер на троне
Шрифт:
В столице горячо обсуждали, сможет ли юный принцепс, управляемый женщиной и философом, справиться с захватчиками. Нерон всех удивил своими исключительно разумными распоряжениями. Для спасения Армении был выбран один из лучших полководцев того времени, Гней Домиций Корбулон, прекрасно зарекомендовавший себя в Германии. Вскоре все было подготовлено для военного похода в Армению. Но парфяне еще не чувствовали себя готовыми к схватке с римлянами и покинули захваченную ими территорию, не дожидаясь прибытия Корбулона, который остался очень недоволен таким исходом.
В Риме же бескровное завершение конфликта вызвало всеобщее ликование. Нерона прославляли как спасителя мира. Нашлись льстецы, которые предложили установить ему в храме Марса Мстителя статую таких же размеров, как статуя самого бога. Но это и другие предложения, явно отдающие низкопоклонством, Нерон благоразумно отклонил.
Приблизительно в это же время в римском дворцовом церемониале произошло важное изменение: присутствие Агриппины на официальных приемах было признано нецелесообразным. Эта уступка, сделанная Клавдием жене, вызывала постоянные нарекания со стороны сенаторского сословия и воспринималась римлянами как проявление слабости престарелого императора. И вот теперь Сенека и некоторые из его окружения решили, что настало время положить конец этой постыдной практике, оскорбительной для мужского достоинства сенаторов. Присутствие женщины на государственных аудиенциях, говорили они, дискредитирует доброе имя Рима и роняет в глазах чужеземцев представление о его могуществе, поэтому Агриппине не следует являться на официальные церемонии.
Однако Агриппина к их рекомендациям осталась глуха и, когда император и его министры принимали делегацию из Армении, она неожиданно для всех появилась в зале заседаний и направилась прямо к императорскому возвышению, намереваясь сесть рядом с сыном. Все присутствующие оцепенели и потеряли дар речи. Один лишь Сенека что–то быстро произнес на ухо Нерону. Тот немедленно поднялся со своего кресла и пошел навстречу матери. Обнял ее, поцеловал, осведомился о здоровье и после короткого разговора попросил оставить его одного с армянским посольством. «Так под видом сыновней почтительности, – пишет Тацит, – удалось избежать бесчестья».
Глава вторая. Уроки Сенеки
Сенека решил во что бы то ни стало вырвать Нерона из–под опеки матери. Человек исключительно тщеславный, он рассчитывал на гораздо большее, чем имел, – стать главным советником императора и заправлять всей политикой Римской империи.
Сперва подспудно, затем все более открыто он начал склонять своего воспитанника к отказу от сотрудничества с сенатом ради укрепления сильной единоличной власти. Подталкивая Нерона к установлению тоталитарного режима, Сенека дал ему теоретическое обоснование в специальном трактате «О милосердии», отрывки из которого постоянно зачитывал влюбленному в него ученику. Идеи Сенеки о тиранической форме правления шли вразрез со свободолюбивой традицией республиканского Рима, но философ упорно вдалбливал их в юношу.
«Цивилизация – это дисциплина, – поучал Сенека. – Монарх – обруч, который скрепляет государство. Рим прекратит повелевать, как только перестанет повиноваться. Властитель и государство так связаны между собой, что их невозможно уже отделить друг от друга, не вызвав гибели обоих. Император нуждается в силе, как государство нуждается в правителе».
К милосердию же Сенека призывал Нерона лишь как к средству, способному оградить его от опасностей, которым неизбежно подвергается тот, кто правит. «Лучшая безопасность правителя – мягкость. Частое мщение обуздывает единицы и порождает ненависть сотен. Как подрезанные деревья умножают свои побеги, так жестокость монарха, уничтожив немногих врагов, увеличивает их число».
Конечно, Сенека не ограничивался только апологией «просвещенного тирана». Он прекрасно понимал, что для того, чтобы что–то изменить в императорском дворце, одних слов недостаточно. Надо прежде всего сделать другим самого Нерона, но пока он остается под влиянием матери, эта задача невыполнима. Поскольку Агриппина держала себя с сыном исключительно сурово, требуя от него беспрекословного повиновения, Сенека, хорошо изучивший характер своего питомца, быстро смекнул, что легче всего отдалить его от матери, поощряя в нем дурные наклонности, к некоторым из которых – лицемерию, сластолюбию, жестокости – он имел явное предрасположение. Как педагог и философ, Сенека хорошо знал, что порок преобразует человека гораздо быстрее и глубже, чем добродетель.
Очень скоро Сенека нашел себе помощника. В деле развращения Нерона ему с энтузиазмом взялся помогать вольноотпущенник Дорифор. Оба энергично приступили к систематическому растлению семнадцатилетнего императора. Об этом прямо говорит Дион Кассий: «Они предоставили Нерону возможность отдаться страстям для того, чтобы, утолив их без чрезмерного ущерба для государства, он изменил затем образ жизни. А то, что душа молодого человека, предоставленная себе самой и подталкиваемая к удовольствиям и распутству, оставшись без порицания, не только не может никогда насытиться, но останется навсегда ими испорченной, – они игнорировали… Нерон посещал пирушки, чревоугодничал, пьянствовал, вступал в беспорядочные любовные связи и, видя, что дела государства идут одинаково хорошо, пришел к убеждению, что это было именно то, что от него хотели, и уже без удержу отдался все возрастающему разврату».
В выборе друзей Нерон был не особенно щепетилен. В тот период он сблизился с Клавдием Сенеционом и Марком Отоном, будущим императором. Последний был очень хитер и расчетлив. С ним мы еще встретимся на страницах этой книги. Уже в детстве он проявил свои дурные наклонности, страсть к мотовству и разврату, за что не раз бывал сечен отцом. Вскоре к этой троице присоединился мимический актер Парис и некоторые другие молодые люди. Все они были старше и опытнее Нерона.
В компании этих сорвиголов Нерон начал совершать набеги на улицы ночного Рима. В сущности, он был еще очень юн и, как многих людей незрелого возраста, его тянуло на озорство и мальчишечьи шалости. Он был уверен, что накладных волос, плаща и круглой войлочной шапки вольноотпущенника вполне достаточно, чтобы сделаться неузнаваемым. Едва смеркалось, он покидал дворец и вместе со своими дружками слонялся по кабакам, бродил по переулкам, посещал кварталы, населенные проститутками, взламывал двери домов и лавок, нападал на припозднившихся прохожих и колотил их. Впрочем, ничто не ново под луной. Когда–то его прадед Марк Антоний, переодевшись слугой, в компании с Клеопатрой вот так же шатался по улицам ночной Александрии и выделывал такие же безумные вещи, и не раз оказывался участником потасовок вроде тех, которые затевал теперь в Риме его правнук.
Заводилой был Отон, признанный самым изобретательным в разного рода увеселениях. Именно он придумал развлечение, очень веселившее друзей. Схватив зазевавшегося или подвыпившего прохожего, они подбрасывали его на растянутом плаще. Вопли и мольбы несчастной жертвы, взлетавшей в воздух, приводили молодчиков в неописуемый восторг.
Эти далеко не безобидные забавы иногда оканчивались плохо для распоясавшихся хулиганов. Некоторые прохожие, хотя и застигнутые врасплох, быстро приходили в себя и давали решительный отпор обидчикам. И на следующий день принцепс красовался перед придворными с синяком под глазом.
Однажды в ночной стычке Нерону основательно намяли бока. Ему досталось ударов гораздо больше обычного. Это постарался Гай Юлий Монтан, сын римского сенатора. Возвращаясь в поздний час домой, он подвергся нападению шайки Нерона. Возможно, все обошлось бы несколькими крепкими тумаками, но подвыпивший Нерон стал приставать к молоденькой жене Монтана и оскорблять ее. Вне себя от ярости Монтан так вздул хулигана, что тот лишился сознания. Из–за многочисленных ссадин и кровоподтеков, полученных в драке, Нерон в течение нескольких дней не мог показаться на улицах Рима.