Нерон. Родовое проклятие
Шрифт:
– Это правда? Мы правда происходим от Энея?
Август меня совсем не волновал.
– Да, линия Юлия идет от Энея. Естественно, все это дела давно минувших дней. Эней был сыном смертного и богини Венеры. – Мать, с которой мы сидели рядом на диване, притянула меня ближе к себе. – Анхис был так красив, что даже богиня не смогла в него не влюбиться.
Мать погладила меня по спине, потом легонько взяла за подбородок и повернула лицом к себе.
– О да, очень красив, – тихо пробормотала она и пробежалась пальцами по моей щеке.
Когда она так делала, я словно таял изнутри и в
– Буду рад снова повидать двоюродного деда. – Я соскользнул с дивана.
Мать пригладила волосы.
– Будь добр, постарайся там пореже открывать рот, все важные разговоры я возьму на себя.
На этот раз дорога к императорскому дворцу была недолгой, ведь мы жили на Палатине. На его склонах теснились дома, а вершина была отдана правителям и богам.
Здесь, рядом с храмом Аполлона, когда-то жили Август с Ливией, а неподалеку была пещера, где волчица кормила своим молоком Ромула и Рема. Но Тиберий не желал довольствоваться столь скромными покоями и построил просторный дворец, который теперь хоть и выглядел не особо современным, но вполне хорошо сохранился.
– Держись прямо! – сказала мать, когда мы подошли к входу, и слегка подтолкнула меня в спину. – Выше голову, не забывай, ты – потомок Энея!
Я расправил плечи и с гордым видом зашагал рядом с ней.
– О, госпожа Агриппина, добро пожаловать, – поприветствовал раб, сопровождавший нас в императорские покои. – Добро пожаловать, юный Луций.
Послышался какой-то шум, и появился прихрамывающий Клавдий.
– Агриппина! – Он протянул руки к моей матери (она взяла их в свои и низко поклонилась). – Н-не нужно этого! Я все т-тот же дядя, что д-держал тебя маленькой на руках.
– О, я помню, дядя, я помню, – сказала она, выпрямившись.
Они бок о бок прошли в одну из комнат, я последовал за ними. Это был не тот зал, где принимали нас с тетей Лепидой. Комната была меньше, фрески на стенах – тусклее, и окна выходили на противоположную от Большого цирка сторону. Там и балкона не было, зато имелось огромное окно с видом на сад, где цвели белые лилии, высокие синие дельфиниумы и желтые хризантемы. Сладкий цветочный запах лился через окно в комнату.
– С тех пор для всех нас многое изменилось, – заметила мать. – Твои же перемены возвысили тебя до пурпурных одежд, и ты смог вернуть меня домой. За одно лишь это мне следовало бы припасть к твоим ногам и осыпать поцелуями ступни.
– П-прошу, не надо, – сказал Клавдий. – Я не сумел с-сделать этого еще раньше. Надо было п-пересмотреть и исправить д-деяния Калигулы: вернуть изгнанников, заткнуть д-дыры, устранить утечки в казне. И п-переделать еще с-сотни дел.
Тут словно из ниоткуда в комнате возникла Мессалина.
– И скоро мой выдающийся супруг станет завоевателем. – Она встала рядом с Клавдием; взглянув на нас, быстро пробормотала невнятные слова приветствия и спросила: – Он тебе не сказал? Клавдий планирует вторжение в Британию. Мой супруг закончит то, что начал Юлий Цезарь.
Мессалина с обожанием посмотрела на Клавдия.
– Это правда? – со всем возможным спокойствием спросила мать.
Но я видел, что она в
– Да, все так, – ответил тот.
– Мне пришлось проявить настойчивость, – заметила Мессалина. – Брату Германика все по силам.
– Н-не все, дорогая, но у меня х-хорошие генералы, самое тяжелое я м-могу переложить на их п-плечи.
– Главное, чтобы ты вернулся целым и невредимым, – сладко проворковала Мессалина и повернулась к моей матери. – Дорогая Агриппина, добро пожаловать в Рим. Надеюсь, ты оправилась после стольких лет на Понтии?
– Невозможно оправиться от ложного обвинения… или, точнее будет сказать, нельзя простить и забыть. Что же касается острова, то да. Мне являлись призраки несчастных женщин, они и составляли мне компанию в изгнании… И мыс, который носит имя коварной волшебницы Цирцеи, располагался неподалеку.
– Уверена, все сосланные на остров женщины тоже были немного колдуньи. Жаль, что им это не помогло. Ну а теперь мы должны отпраздновать твое спасение! – Мессалина хлопнула в ладоши, и в комнате появился раб с подносом, на котором стояли золотые кубки. – Лучшее вино с долей талого снега.
Она снова хлопнула, и нянька ввела в комнату двух детей. Они подросли. Тиберий Клавдий уже научился ходить, хотя и неуклюже держался на ногах. Октавия стала выше и казалась серьезнее.
– Мои милые… – Мессалина подвела детей к Клавдию. – А вот ваши кузены – Агриппина и Луций. Помните Луция?
Какой глупый вопрос. Они не могли меня помнить, но все равно послушно закивали.
– Мы пригласили вас сегодня, чтобы вы первыми увидели, что за честь оказана Тиберию Клавдию, – сказала Мессалина. – Дорогой Клавдий, покажи им.
Теперь пришел черед Клавдия хлопать в ладоши. В комнату вошел его секретарь Паллас.
– Вот она, мой император, – сказал он и протянул Клавдию шкатулку из розового дерева.
Открыв шкатулку, Клавдий достал новую сияющую монету:
– Я выпустил сестерций в честь Тиберия Клавдия. – Он поднял монету выше. – И назвал ее «Спес Августа» [5] .
5
Спес в римской мифологии – богиня надежды. Спес Августа у древних римлян ассоциировалась с надеждой на Августа, который сможет разрешить все трудности в государстве. Впервые на монетах Спес появляется во время правления Клавдия (41–54 н. э.)
– Надежда императорской семьи, – сказала Мессалина. – Он станет продолжателем нашего рода.
Тот, кому была оказана такая великая честь, сделал несколько шагов и врезался в табурет. Все рассмеялись.
– Какой чудесный ребенок, – заметила моя мать.
Возня с детьми и шкатулкой нагоняла на меня скуку, кроме того, я расстроился, что не удалось снова услышать божественные звуки кифары, и приглашения на гонки колесниц я так и не дождался. К полудню солнце достигло зенита, в комнате стало жарко, и я обрадовался, что пришла пора возвращаться домой.