Нерушимый 9
Шрифт:
— Я латыш, — отчеканил он.
— Да какая разница, все карелы на одно лицо, — продолжил его доставать я.
И опять эта прямая напряженная спина. Круминьш медленно развернулся.
— Чего ты хочешь? Тебе мало того, что я потерял работу?
Я покивал, сделал скорбное лицо.
— Это конец, Марк. С твоей репутацией тебя разве что во вторую лигу возьмут. Как ты в нашей команде оказался, ума не приложу.
Прищурившись и двинув челюстью, он дернулся ко мне, но быстро взял себя в руки, и я его добил:
— А-абыдно, да?
— Чего. Тебе. Надо?
—
Он запрокинул голову и расхохотался — зло и отчаянно.
— Правда? Помочь?
— Только что ты побыл в шкуре Сэма. Правда неприятно?
О, как он оскорбился!
— Сравнил тоже!
— Ты считаешь себя выше него, но он чувствует то же самое, что ты сейчас, потому что тоже человек. Ну да, не столь башковитый. Но это ты его спровоцировал, из-за тебя команда осталась без двух сильных игроков накануне важной игры, потому тебе и спасать ситуацию.
— Что я сделаю? — всплеснул руками он. — Он же шею мне свернет!
— Тут могла быть ваша благодарность, — сыронизировал я. — Иначе везли бы тебя в больничку.
Скрипнув зубами, он выдавил:
— Благодарю.
— Вернешь Сэма и останешься сам. А я тебе помогу. Только разговаривать с ним ты будешь не с таким выражением, как сейчас.
— Это с каким?
— Будто ты мне одолжение делаешь. Для начала мне нужно знать, согласен ли ты извиниться.
Круминьш задумался, сжал челюсти и кивнул. Я указал на зеркало.
— Стой и репетируй. А я попытаюсь убедить Сэма не пороть горячку.
Глава 3
Лучший из худших
На улице меня поджидал Микроб, и мы молча направились к стоянке — я к своему «Запорожцу» из прекрасного далека, он — к «Уралу», что вполне мог конкурировать с «Харлеем». Рина сегодня взяла отгул и уехала к матери, так что до завтрашнего вечера я был один.
С полминуты мы шли молча, наконец Микроб заговорил:
— Саныч Сэма хотел выпускать против «Спартака» — это ж очевидно! А теперь что? Раскатают в тонкий блин! — Он шумно выдохнул. — Выгнал бы прибалта, без него проще обойтись.
Я попытался объяснить позицию Димидко:
— Как ты не понимаешь. Сэм поставил тренера перед выбором: или он, ли я. Тренера, который главный. Это шантаж, Федор. А с шантажистами не договариваются. Ты бы что сделал?
— Выгнал бы прибалта.
— Ага. А потом кто-то пришел бы и сказал: «Клыков меня оскорбил. Или он, или я». Улавливаешь? Все поймут, что так можно, и будут ставить условия. К тому же игрой Сэма были недовольны все, в том числе ты.
— Ну а так нам теперь хана! — выпалил Микроб, остановился возле мотоцикла, воровато огляделся и продолжил шепотом: — Ну я… сделаю то, что могу. Ты тоже… Но со «Спартаком» этого может не хватить! С «Даугавой» хватило бы, а так… Надо поговорить с Сэмом. Вдруг получится его убедить.
— Это я и собираюсь сделать.
— А можно с тобой? Вообще бы всей командой его попросить…
— Уговаривать его в первую очередь должен Марк, и он вроде бы согласен.
Микроб усмехнулся:
— А он сможет? Ну, сможет нормально извиниться, чтобы не усугубить?
— Я провел с ним беседу. Со мной к Сэму — лучше не надо, уж очень дело деликатное.
— Ну ладно. — Микроб оседлал мотоцикл и прежде, чем надеть шлем, сказал: — Удачи.
К дому, где мы жили раньше, а теперь там обитал Сэм, можно было дойти и пешком, но я поехал на машине. Хотелось побыстрее все решить. Поднялся в квартиру, испытывая легкую ностальгию. Вспомнил, как радовался, что появился хоть такой угол. Следом пришли воспоминания о первых наших победах, первой статье в газете о нас, первом интервью и посещении «Че», когда к нам относились еще настороженно.
Промелькнуло и исчезло воспоминание о Лизе, не пробудив ни теплоты, ни обиды. Ничего. И хорошо.
Я нажал на кнопку звонка, что было непривычно, ведь раньше всегда открывал эту дверь ключом. Проскользнула мысль, что Сэм не откроет, но щелкнул замок, и распахнулась дверь.
— Не, брат, я не вернусь, — ответил он с порога.
Я молча прошел в квартиру, поглядывая по сторонам.
— Мы раньше жили тут всей толпой. Там, — я кивнул на дверь, — жили мы с Клыковым. Когда команда собралась практически с нуля, хату выделили от завода. Почти пустая была, вот тут вместо дивана — лежали просто матрасы. Мужики прямо под нами жили. Саныч так решил, боялся, что мы, молодняк, будем водить хороводы.
Сэм зыркнул исподлобья, а я продолжил:
— Тебе ж рассказывал историю команды?
— Что предыдущий тренер «Титана» был… — Он выругался. — Да, говорили.
— Как-то мы чуть с болелами не подрались… А теперь видишь как.
— Так чего ты пришел? — спросил Сэм.
— Просить тебя провести одну игру со «Спартаком». Без тебя реально никак. Со мной парни хотели идти, но я решил один. Будем тебе очень благодарны. А Круминьша Саныч на скамейку посадит.
Сэм прищурился, глаза его блеснули гневом.
— Да он достал! Только орет и опускает! Лучше, в натуре, в первую лигу, чем к такому тренеру.
Вот оно что! Бекханов не только на Марка зуб точит! Но Саныч точно извиняться не будет. И если он и перегибал палку, то несильно. Видимо, Сэм в «Кайрате» в зад зацелован, вот и привык, что с ним все носятся, и тут надо выбирать другую стратегию.
— Слышал бы ты, как Карпин своих костерит! И другие тренеры. Если накосячил — отвечай. Иногда просто так прилетает, я ж в сборной играл, насмотрелся. Значит, ты просто не тянешь… — Я развел руками. — И твое место — быть лучшим среди худших.
— «Кайрат» — не худшие!
— Прости. Лучшим среди средних. Место в вышке надо завоевывать. Жаль, конечно, у тебя все шансы были в сборную попасть. Осталось научиться играть чуточку чище, чего от тебя и добивался тренер. Что ж, извини, что побеспокоил.
— Эй! — возмутился Сэм. — Братан, ну реально же достали! Ни слова доброго! — Он поджал губы, как обиженный ребенок. — И Круминьш этот…
Господи, неужели доброе слово — все, что нужно этому большому ребенку? Я сосредоточился на его желаниях. Ему хотелось, чтобы им восхищались и его любили.