Несчастье на поводке
Шрифт:
— Конечно, она же еще была в круизе!
Потом в юротдел пришли полицейские.
— В 9.30, - уточнила судья, заглянув в свои записи. — Что вы делали между 8.30 и 9.30?
— Она работала, — ответил адвокат.
— Нет, — сказала судья, — она включила компьютер и просидела почти час, глядя на пустой экран.
29
Телефон прозвонил в 8.10. Кэти сняла трубку левой рукой, правой — держала ребенка, прижав его к ноге, чтобы не выскользнул. Еще неудобнее стало, когда она попыталась поднести трубку к правому
«Готово», она клянется, это ей ни о чем не говорит. «Готово», как закончить работу, припарковать машину, заменить сифон, забить гвоздь… «Готово», как решить проблему, но не убить человека. Однако тревога нарастает. Она овладевает ее сознанием, приводит в напряжение тело. Ребенок ударился макушкой о потолок машины, пока Кэти усаживает его в кресло. Тот плачет. Его рев на мгновение отвлекает ее от смутных мыслей. Она успокаивается, успокоив ребенка, дает ему соску, уже 8.20. За десять минут пути тревога возвращается.
— Каким голосом говорил Джефф — торжествующим, блаженным, испуганным?
Она не может сказать, она его не расслышала.
В юротделе все спокойно. Кэти отдает ребенка консьержке. Она хочет ее предупредить, что ударила ему макушку, и нужно приложить льда на шишку. Но не успевает ничего толком сказать, смотрит на часы. У нее осталось две минуты, чтобы подняться по лестнице и зайти в кабинет. Только когда она закроет за собой дверь, почувствует себя в безопасности. Нужно бы позвонить Джеффу, но она не торопится потому, что не поняла, что он сказал ей насчет «связаться».
— Конечно, вы же не хотели себя скомпрометировать?
Ей необходимо снять трубку. Она набирает номер мэрии. Ей нечего сказать заведующему отдела снабжения, но хочется продлить разговор. Он обрывает ее на полуслове. Она вешает трубку, чтобы позвонить матери. Телефон звонит в пустоту. «Пожалуйста, мама, пожалуйста!». Без паники, все хорошо. Все на своих местах: зав. отдела снабжения — в мэрии, мать — в круизе, бледно-коричневая жаба — с посетителем, которого уже вовсю облобызал, практикантка — за компьютером в ожидании карьерного роста. В городе все спокойно, обычный четверг.
Кэти включает монитор, погружается в его свечение. Вода из реки Дюранс течет красным цветом по каналу Прованса зеленого цвета, центрально-западный участок канализации зажигается желтым.
— Вам не пришла в голову мысль позвонить Тони? — спросила судья.
Нет, она думала позвонить всем на свете, даже соседям, особенно она хотела перезвонить Джеффу, но ни на секунду не подумала позвонить Тони.
— Поскольку знали, что он мертв?
— Или, наоборот, вы просто больше о нем не вспоминали? — спросил адвокат.
Правда была где-то посередине. Она не подумала ему позвонить, но почему-то вспомнила о нем.
— К тому моменту она уже за всех переживала, — отрезал адвокат.
Именно тогда в кабинет вошла
— Вы не ответите?
Это — зав. отдела снабжения, хочет извиниться, что так холодно с ней поговорил. Когда она звонила, у него был посетитель.
— Я вам перезвоню, — говорит Кэти.
— Но… — не успевает договорить зав. отдела снабжения.
Она вешает трубку. Северный участок канализации становится голубым, южный синеет, а канал Прованса окончательно позеленел. Задвижки мигают красным цветом.
Полицейский заметил, что она положила правую руку на край стола, три пальца. Легкое напряжение, хрупкая женщина едва касается стола. На самом же деле, фаланги ее пальцев напряглись добела, ее водило в стороны, а пальцами она пыталась держаться. Они сказали ей, что она должна следовать за ними, что они отвезут ее в комиссариат. «Зачем?», — спросила она. Кажется, она не помнит, что Тони — ее муж. Кажется, смерть Тони касается ее ровно на столько, на сколько любая другая смерть.
Выходя из кабинета, она выпалила, что Тони убили. Она не сказала «Умер», — заметил полицейский, просто умер, например, в автокатастрофе, из-за инфаркта, а в комиссариате разговорилась, хотя ее вовсе не просили. Тони ушел из дома уже довольно давно. Они ожидали решения о разводе со дня на день. Он проживал с Малу, и у них был ребенок. Такой поворот событий расстроил мужа Малу Франка, который неоднократно угрожал обоим смертью. Не исключено, что Франк решил вершить правосудие самостоятельно.
Полицейский помнит, что в потоке слов комиссар был вынужден сдерживать приступы обвинений: «Мы еще не на той стадии, чтобы искать виновных, мы просто устанавливаем вашу личность». Он заставил ее повторить, что ее полное имя — Катрин Сорбье, что она — законная супруга Антуана Сорбье, мать двоих детей — Оливье 15-ти лет, и Камиля-Анжело 3-х месяцев.
— Вот это — факты, это — реальность. Еще есть тело вашего мужа. Мы сейчас никого не арестовываем.
30
— О чем вы думали, сидя перед монитором вашего компьютера? — спросила судья. — О только что совершенном преступлении? Вы испытывали страх, грусть, горе, хотели спрятаться?
Она даже не поняла, что столько времени просидела перед компьютером. Возможно, она его машинально включила. И потом забыла о нем, потому что на столе лежали непрочитанные письма.
— Вы предвзято относитесь к каждому ее действию, — протестовал адвокат. — Вы воспринимаете против нее все, что она делает, как доказательство ее холодности и коварства. А вдруг она все это делала по привычке, без расчета, начиная со звонка Джеффа, который она не слышала или не поняла и до прихода уголовной полиции в кабинет. А вдруг каждое утро она просиживала по часу перед компьютером, глядя в никуда, чтобы снять напряжение. Это — ее шлюз между домом и работой. Содержимое жесткого диска проверяли?