Несчастный случай
Шрифт:
— Нет, — ответила за Куинси Рейни.
— У нас есть документ из бюро регистрации автомобилей, где указано имя покупателя…
— Мы имеем дело с актом мошенничества. Покупку совершил человек, выдававший себя за старшего специального агента Куинси. ФБР уже известно об этом, ведется расследование. Это так, специальный агент Родман?
— Мы активно расследуем данный случай, — подтвердила коллега Куинси.
Рейни снова обратилась к детективам, взяв на вооружение сухую, четкую, деловую и неуступчивую манеру старшего специального агента:
— Отдаете ли вы себе отчет в том, что кто-то объявил агенту Куинси
— А известно ли вам, — копируя ее тон, парировал детектив Олбрайт, — что за последние двадцать четыре часа агент Куинси восемь раз звонил своей бывшей жене?
— Он ведь уже сказал, что беспокоился о ней.
— Почему? Они же восемь лет как разведены. Да, одно очко детективы отыграли.
— Элизабет попросила меня навести справки об одном человеке, — спокойно ответил Куинси.
Рейни подумала, что ему лучше было бы помолчать. Слишком сдержанно, слишком профессионально, слишком невозмутимо звучал его голос, голос человека, проходившего через это сотни раз, голос того, кто зарабатывает на жизнь изучением и анализом таких вот сцен. Она понимала его отстраненность. Рейни даже улавливала за его словами отголосок упрятанной глубоко злости, видела, как побелели костяшки сжатых пальцев лежащей на колене левой руки, как напряжена правая, словно он из последних сил удерживается от того, чтобы сорваться с места. Ей хотелось прикоснуться к нему, но Рейни боялась возможной реакции, а потому просто сидела рядом, притворяясь адвокатом, сожалея о том, что Куинси не может довериться ей, так как невозмутимость сотрудника ФБР играла не в пользу подозреваемого в глазах местных ребят.
— Однако, — продолжал Куинси, — никаких свидетельств существования человека, имя которого она мне назвала, я не обнаружил. Это вкупе с другими событиями в моей жизни насторожило меня.
— Имя?
— Тристан Шендлинг.
— Как она с ним познакомилась?
— Не знаю.
— Когда она с ним познакомилась?
— Не знаю.
Детектив Олбрайт вскинул бровь.
— Итак, давайте кое-что проясним. Вы проводите для нее негласную проверку в отношении названного ею человека, но не задаете никаких вопросов. Так?
— Как я уже сказал, детектив, мы развелись восемь лет назад. Ее личная жизнь меня больше не касается.
— Личная жизнь? Так вы полагаете, что у нее появился любовник и…
— Я этого не сказал, — резко оборвал его Куинси, но было уже поздно.
Детектив Олбрайт сделал свежую запись в блокнот. Ну вот, подумала Рейни, теперь у них есть мотив. Вечный, непреходящий мотив — ревность.
— Джентльмены, — провозгласила она, — раз в пять часов утра у нас нет более интересного и полезного занятия, чем вести этот разговор, то не кажется ли вам, что вы упускаете из виду очевидное?
Детектив наклонил голову и с любопытством посмотрел на нее. Кроманьонец отреагировал предсказуемо:
— А?
— Посмотрите на этот дом. Посмотрите на место преступления. Повсюду кровь, что указывает на жестокую, отчаянную борьбу. Теперь
— Он мог научиться кой-чему у О. Дж. Симпсона [7] , — возразил кроманьонец.
7
О. Дж. Симпсон — американский футболист, позднее киноактер. В 1994-м был обвинен в убийстве жены и ее любовника. Суд продолжался девять месяцев, за ходом процесса следил по телевидению весь мир. Его признали невиновным. Позднее родственники убитых выиграли гражданский процесс, и Симпсона обязали уплатить 8,5 млн долларов.
Рейни вздохнула. Она обращалась к Олбрайту, не лишенному, на ее взгляд, здравого смысла, и была искренне удивлена тем, что аргумент не произвел впечатления даже на его менее опасного напарника. Какого…
Рейни посмотрела на Куинси. Странно, но его, похоже, больше интересовали розовые и сиреневые цветочки на желтом поле противоположной стены.
Гленда Родман тоже отвела глаза.
Федералы что-то знали. По крайней мере Куинси и Родман. Однако они не желали пока поделиться этим знанием с местными. Какая же тяжелая ночь! А что скажет Куинси, когда узнает, что человек, убивший Бетти, по всей вероятности, начал с того, что четырнадцать месяцев назад убил его дочь?
У двери появился высокий худощавый мужчина в белом халате. Ассистент медэксперта.
— Я… хм. Мы подумали, что вам стоит посмотреть на это. В руке он держал пластиковый пакет. Родман его не взяла, а вот детектив Олбрайт взял и поднес к свету…
— Господи! Чтоб меня…
Он выпустил пакет, и тот упал на сиреневый ковер, став похожим на лужицу крови.
— Это… — Закончить ассистенту не удалось. С его лица еще не сошла серовато-зеленая тень, в глазах застыло выражение ужаса. — Мы обнаружили это… в брюшной полости.
Кроманьонец не шевелился. Куинси стиснул покрывало с такой силой, что на руке вздулись бугры сухожилий. Рейни наклонилась и медленно подняла пакет, предназначенный для временного хранения вещественных улик. Она держала его за самый уголок, будто готовую ужалить змею. Что-то похожее на клочок рождественской оберточной бумаги. Ярко-красный с белыми завитушками. Глянцевый. Вот только…
Да это и есть бумага, поняла вдруг Рейни. Точнее, была. Дешевая белая бумага вроде той, что используется в копировальных аппаратах. Просто она пропиталась кровью. И завитушки были не завитушками, а буквами, написанными, по всей вероятности, пчелиным воском. Буквы складывались в слова и проявились только после того, как полежали, по словам ассистента, в животе Элизабет Куинси.
— Записка.
— Прочти, — шепнул Куинси.
— Нет.
— Читай!
Рейни закрыла глаза. Слова она уже разобрала.
— Здесь написано… Написано следующее: «Тебе бы лучше поторопиться, Пирс. Одна еще осталась».
— Кимберли, — сказала Гленда Родман.
С кровати раздался странный звук. Куинси наконец вышел из состояния неподвижности. Плечи задрожали. Тело начало раскачиваться взад и вперед. А потом с его губ слетел низкий пугающий звук. Смех. Сухой, пробирающий до костей.