Несерьезные размышления о жизни
Шрифт:
Блюдо под нашими пальцами скакнуло к слову "да". Ариадна немного расслабилась. Со стороны отца Митрофания доносилось невнятное бормотание. Медиум шикнула на него, и он затих.
– Как тебя зовут?
Мейсенский фарфор бойко запрыгал от буквы к букве: "К", "А", "Р", "П". Карп?
– Сколько тебе лет?
– 100, - ответил цифрами дух с рыбьим именем.
– Какое сейчас время года?
– Лето.
Ариадна задала еще несколько конкретных вопросов, проверяя дееспособность духа, и приступила к самому главному.
– Знаешь ли ты о судьбе партийных денег?
– Да.
– Где они?
– Далеко.
– Кто их хозяин?
– Человек.
– Как его имя?
– Эвона, чего хватанули, - разразился дух длинной фразой.
– На какую букву начинается его имя?
– Я неграмотный, - явно глумился над нами Карп.
– Кто победит на ближайших выборах?
– зашла Ариадна с другой стороны.
– Какая разница.
– Что ждет нас завтра?
– Костлявая с косой.
– Как найти деньги?
– использовала Ариадна известный на допросах прием неожиданности.
– Слово заветное.
– Назови слово.
Блюдо нерешительно остановилось, мы перестали дышать.
В напряженной тишине прозвучал дробный топот, как будто маленькие копытца пробежали по паркету. Отец Митрофаний не выдержал и совершил крестное знамение. Его лицо покрылось капельками пота. Остальные выглядели не лучше, с расширенными немигающими глазами и приоткрытыми ртами.
– Назови слово!
– с подвыванием произнесла Ариадна.
В этот момент я почувствовала, как какая-то мокрая тряпка шлепнулась мне на босоножку, прошлась по голым пальцам, а потом обвилась вокруг щиколотки.
– А-а-а!!!
– заорала я и оказалась на коленях у Федора.
– А-а-а!!!
– присоединились к моему воплю остальные.
Федор схватил меня на руки и вскочил на стул.
– Без паники! Всем оставаться на местах!
– гаркнул он командирским голосом, отчего у меня заложило уши.
Но его никто не слышал. Участники сеанса повскакали с мест и заметались по комнате с перекошенными лицами. Они натыкались друг на друга, сбивали стулья и другие легкие предметы мебели. Кто-то повалил стол, на котором стояла свеча. Источник света упал и погас. Наступившая темнота прибавила страху. Вокруг нас с Федором слышались вопли, удары, ругань, упало и разбилось что-то из посуды (скорее всего, блюдо мейсенского фарфора), и во всю эту какофонию вплетался то ли плач ребенка, то ли вой волка.
Неожиданно вспыхнула люстра, озарив место побоища. У выключателя стояла Глаша. Она таращила глаза и мелко крестилась. Ариадна и отец Митрофаний яростно целовались под прикрытием орехового шкафа. Эмма Францевна, скрючившись, сидела под столиком с граммофоном. Аркадий Борисович прижимался спиной к стене, выставив перед собой декоративную подушку. А около стула, на котором стоял Федор со мной на руках, сидел Гоша и жалобно скулил.
Ну, конечно, я совсем забыла покормить его сегодня вечером. Видимо, он выбрался через неплотно закрытую дверь комнаты и нашел меня здесь.
Аркадий Борисович помог Эмме Францевне выбраться из-под граммофона, при этом выяснилось, что изящный лорнет превратился в кучку обломков. Отца Митрофания слегка покачивало от пережитого шторма чувств. Ариадна заботливо стирала кружевным платочком алую губную помаду с его бороды. Федор покинул пост впередсмотрящего, но все еще крепко держал меня в руках, видимо, опасаясь повторной атаки духов.
– Позвольте, - растерянно сказал доктор.
– А где же Владимир Львович?
Со стороны коридора донеслась знакомая мелодия:
"Его превосходительство любил домашних птиц
И брал под покровительство хорошеньких девиц".
В комнату вошел Влад, насвистывая бодрый мотивчик. В одной руке он держал пузатую бутылку, а в другой - ведерко из-под шампанского, наполненное коньячными рюмками.
– Я подумал, что небольшая доза хорошего бренди нам не помешает в трудную минуту.
После третьей дозы коньяка настроение улучшилось, и духоборцы даже посмеялись над своими нелепыми страхами.
– Эмма Францевна, а ведь Вы должны знать этого поэта и его сестру, - сказал Аркадий Борисович, похохатывая.
– А может быть, это Вы были сестрой и участницей экспроприаций?
Бабушка натянуто улыбнулась.
– Доктор, Вы выдумщик. Я физически не могла присутствовать в 1911 году во Франции, так как родилась в 1937 году и впервые побывала за границей в постсоветские времена.
– Как же так, - обескуражено пробормотал он.
– А Ваши рассказы про те времена?
– Ах! Какой Вы наивный человек, - всплеснула Эмма Францевна руками.
– Я просто люблю маленькие мистификации. А знания мои того периода объясняются очень просто: я долгое время проработала в архивах музея Революции, и по роду своей деятельности ознакомилась практически со всей мемуарной литературой того периода.
Первым засмеялся Влад:
– Эмма Францевна, Вы великая актриса! Я преклоняюсь перед Вами!
Обстановка разрядилась.
– Нет уж, позвольте, - опять заговорил доктор.
– В таком случае, Вам, наверняка, приходилось читать в воспоминаниях революционеров о поэте и его сестре. Возможно, Вы даже знаете их имена!
– К сожалению, должна Вас огорчить. Либо я не обратила внимания на этот персонаж, либо все сведения об этом человеке и его революционной деятельности проходили под грифом "секретно". Не исключено, что к тем же выводам, что и Бурцев-старший, пришли люди из органов и прибрали партийный фонд к рукам... Пожалуй, нам необходимо выпить по чашечке кофе... Глаша, накрой, пожалуйста, в зимнем саду.
Все шумной гурьбой побрели вниз. Я же спустилась по боковой лестнице на улицу. Мы с Гошей направились в летнюю кухню, где его ждал ужин. Мне же хотелось побыть одной и привести в порядок хаос мыслей.
Так-так-так. Значит, Влад прибыл сюда, чтобы выяснить, где находится партийный капитал. Видимо, какие-то рассказы Эммы Францевны в Бадене, натолкнули его на мысль, что она в курсе событий. А может быть даже, что она владеет анонимным счетом. Интересно, как в швейцарских банках работают анонимные счета? Ты приходишь, называешь пароль, и тебе отсыпают мешок золотых слитков. Так, что ли?