Несерьезные размышления о жизни
Шрифт:
– Кто?
– воскликнули мы хором.
– Тот, кто получает наибольшую выгоду. А кто у нас после оглашения завещания приобретает больше всего? Елизавета Петровна! Все загалдели, я вскочила и собралась убежать, но Федор удержал меня за руку.
– Елизавета Петровна не могла перенести тело Эммы Францевны на другую лестницу, так как мы все время были вместе.
– Вы, Федор Федорович, в Лизу влюблены, посему вам веры нет, поправил очки батюшка.
– Сообщник из Вас замечательный получается. Федор хотел ответить резкостью, но тут я подала голос: - Вы ошибаетесь, отец Митрофаний, по завещанию я получаю меньше всех наборную шкатулку для рукоделия. Я - не Лиза, я - Полина. Все опять повскакали, загалдели и долго не могли успокоиться. Даже Глаша пробудилась и по-птичьи водила головой, причитая: "Ой, что делается, ой, что делается". Потом страсти улеглись, все взяли по чашке кофе, и я рассказала в общих чертах о том, как попала в дом Эммы Францевны.
– Вот дурак!
– застонал Влад, обхватив голову руками.
– Обвели меня вокруг пальца, как мальчишку.
– Простите, а где же настоящая Лиза?
– встрепенулся дядя Осип.
– Думаю, Глаша знает. Без ее участия в этом доме ничего не происходит, - предположила я.
– Померла она, померла, сиротинушка.
Все оцепенели.
– Как умерла?
– не поверил Аркадий Борисович.
– От чего?
– Руки на себя наложила, целый флакон моей настойки из корня ландыша выпила. От несчастной любви. Вон к нему, - кивнула она в сторону Влада.
Как по команде, мы развернулись в его сторону.
– Что вы на меня смотрите! Я тут ни при чем. Мы с ней год не виделись!
– Влад, что было в письме к Лизе, которое Вы передали через Галицкого?
– нахмурился Федор.
– Я предлагал ей деловую сделку: процент от моего гонорара за то, что она сообщит реквизиты анонимного счета. Это была бы бомба, серия разгромных статей об истории возникновения партийных капиталов, их судьбе и целях, на которые они используются. У меня договор в издательстве уже подписан, сроки поджимают... Теперь - все коту под хвост.
– Где похоронили Лизу?
– поинтересовался дядя Осип
– За церковной оградой, как самоубийцу. В орешнике, у полянки с незабудками. Да только Божий человек и ее выкопал, да в омут спустил, я сама видела.
– Господи, что ж за монстр, этот Божий человек!
– воскликнула Ариадна.
– Так, может, это он тут в доме похозяйничал, и тело Эммы Францевны на другой лестнице пристроил?
– Нет, к тому времени он уже был мертв, - разочаровал ее Федор.
– Как мертв?!
– ахнул отец Митрофаний.
– Не верю!
– Напрасно. Мы с Лизой нашли его тело, когда в лесу гуляли в тот день. Боюсь, Вы, батюшка, теперь не узнаете, где лежит клад. Эту тайну он унес с собой.
– Что с ним случилось?
– Э-э... утонул.
– Пресвятая Богородица!
– закрестилась Глаша.
– Вот страсти-то, сначала - Мустафа, теперь - Божий человек... Прямо мор какой-то... Знать, без нечистой силы не обошлось...
В доказательство ее слов откуда-то сверху раздался протяжный, леденящий душу, вой.
– Гоша!
– ужаснулась я.
– Он же с утра сидит в моей комнате некормленым!
Мы с Федором в спешке покинули оранжерею. Уже у дверей зимнего сада я услышала, как Аркадий Борисович рассудительно ответил Глаше:
– Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
Спасение утопающих - дело лап самих утопающих. Не стоит надеятся на помощь со стороны. Самому надо думать, постоянно оглядываться по сторонам, держать уши в рабочем положении и не расслабляться.
Стоит на минуту потерять контроль, впасть в сладкую дрему, растечься по креслу мохнатым ковриком, как желтые глаза опасности выплывают из темноты, и зубастая пасть скалится в мерзкой ухмылке.
Враг подстерегает под каждым кустом. Ты думаешь, что это безобидный одуванчик, а за мягкими пушинками скрывается хищная морда.
Бди!
Глава 19
Сытый Гоша вперевалку топал впереди, а мы с Федором еле плелись сзади. Сами знаете, на ходу очень трудно целоваться.
На дороге послышался шум мотора. Мы подошли к колоннам парадного входа как раз в тот момент, когда к дому подкатил скромный "Форд", и из него вышел Галицкий. Лев Бенедиктович был одет в ладно скроенный темно-серый костюм, белоснежную рубашку и при галстуке.
– Простите, я опоздал, - извинился он, запирая машину.
– Что, уже все разъехались?
– Нет, самые близкие люди еще здесь.
Действительно, вся компания сидела в оранжерее, никто и не думал расходиться, хотя время уже перевалило за полночь.
Глаша внесла очередной поднос с бутылками и свежезаваренным чаем и кофе. Мужчины наполнили рюмки чем-то изысканно-крепким, дамы согласились на розовое вино.
– Вы уже, наверное, немало хороших слов сказали в память Эммы Францевны, - качнул своей рюмкой Галицкий.
– Давайте помянем женщину непростой судьбы, незаурядного ума и железной воли. Не ошибусь, если скажу, что ее смерть, так же как и жизнь, стала значительным событием для присутствующих здесь людей.
Мы выпили, не чокаясь, и задумались. Не знаю, как остальные, а я силилась понять, на что намекал Лев Бенедиктович в своем прощальном слове.
– Так мы отклонились от темы, - прервал молчание Аркадий Борисович.
– Кто же перенес тело Эммы Францевны с одной лестницы на другую?
– Тот, кто и устроил этот несчастный случай, - ответил Федор.
– И я догадываюсь, как было дело. Давайте проведем следственный эксперимент. Прошу всех пройти к парадной лестнице.
Все поднялись, запаслись горящими свечами и послушно проследовали в фойе. Федор жестом фокусника вынул свою трость из китайской вазы.
– Смотрите, трость с круглым набалдашником. Если ее положить вдоль на одну из верхних ступенек... вот так... то нога непременно попадает на нее. Трость катится, и все, несчастный случай обеспечен. Эмма Францевна падает, подсвечник издает лязг, свеча ломается... Посветите, пожалуйста, здесь где-то должны остаться кусочки парафина... Ага, вот, - Федор что-то поднял со ступеньки.
– Затем тело прячется в одной из комнат, куда редко заглядывают, например, в музыкальный салон. А когда все засыпают, труп переносится к боковой лестнице.
– Зачем столько сложностей? Зачем переносить труп?
– всхлипнула Ариадна
– Ну, чтобы подозрения падали на всех обитателей левого крыла, а, впрочем, не знаю.
– Но кто же это сделал?
– Арифметика здесь простая, - задумчиво произнес Федор. Преферансисты исключаются. Остаются четверо: я, Полина, дядя Осип и Глаша. У Полины мотив шкатулочного размера, я Эмме Францевне жизнью обязан, остаются домоправительница и повар. У обоих нет алиби, и могут иметься веские причины для убийства. Дядя Осип, если Вы смогли доставить меня из флигеля в большой дом, то для Вас не составит труда отнести тело пожилой женщины к боковой лестнице.