Несгибаемые
Шрифт:
В 1951 году я стал студентом Московского горного института. Он тогда носил имя И.В. Сталина, чем мы очень гордились. Дважды, маршируя перед Мавзолеем в рядах институтской колонны и распевая шахтерский марш: «Славься, шахтеров племя, славься, шахтерский труд! Мы обгоняем время – Сталин наш лучший друг…», я увидел его на трибуне живым. Не верилось, что наш Великий Сталин ростом был ниже своего окружения.
И, конечно, никто из нас не твердил, как заклинание: «Вот Он – источник наших бед!» Мы знали: «С Ним народ победил!»
В нашей студенческой семье не было изнеженных отпрысков. Все были равны: одни прошли дороги войны, другие познали страдания и нужду. Была у
В те годы в Московском горном институте были сосредоточены ведущие ученые отрасли. С первых дней учебы нам давали не только глубокие знания по общим и специальным дисциплинам, но и внедрялось в сознание: стране нужно много угля, но только без крови.
Помню, в приемной ректора института, выдающегося ученого, ставшего впоследствии академиком Академии наук СССР, В.В. Ржевского на видном месте висела картина, на которой художник изобразил в забое обнаженного человека, на четвереньках тянущего корыто с углем. На шее у него был хомут, а между ног тянулась к корыту лямка. Так встарь из низкой лавы в откаточный штрек иногда спускали уголь. В шахтерской среде эта профессия называлась «мудотёр».
Не только этим, конечно, но нас повседневно убеждали в тяжести и опасности выбранной профессии. Студентам уже с начала обучения надо было два раза в год проходить практику на шахтах и угольных разрезах. Это были Подмосковье, Тульская, Челябинская области и, наконец, Кузбасс, ставший для меня впоследствии второй родиной. Я познавал профессии проходчика, электрослесаря, помощника машиниста экскаватора и гидромониторщика.
Последняя особенно запомнилась. И не только тем, что за два месяца я заработал громадные по тому времени деньги (осталось на житье в институте, и даже семье помог), но и тем, что только чудом остался в живых.
А было так. На угольном разрезе Краснобродский я тогда уже самостоятельно работал на месте гидромониторщика. На первый взгляд – ничего сложного: управляй стволом гидромонитора, не забывая, что перед тобой почти рядом, в 10 метрах, 15-метровая стена наносов, которую надо разрушить струей, вода которой унесет потом размельчённую породу в отвалы.
В одну из ночных смен, любуясь восходящим солнцем и неописуемой красотой окружающей природы, – а это отроги Горного Алтая, всем телом ощущал силу струи, бьющей из ствола (ей можно согнуть железнодорожный рельс). Пытался песней перекричать гул, похожий на раскаты грома, исходящий от мощных потоков воды и падающих с высоты пластов земли… И вдруг… я взлетаю к солнцу. Плюхнувшись в пульпу [3] , при этом лишь жесткими краями задетый пролетевшей надо мной струей, я какое-то время лежал в беспамятстве. Благо, сработала автоматика, и давление в мониторе спало, а ствол его лежал рядом со мной.
3
Пульпа – размытая водой горная масса.
Выяснилось: крепление ствола из-за заводского дефекта обломилось, не выдержав давления, и меня, грудью упиравшегося в длинный рычаг управления (водило), как бейсбольной битой, подбросило ввысь. Благо, что это был не удар по телу, а бросок.
Я получил убедительный урок. Труд горняка не дает возможности расслабляться.
В студенческие годы я трижды приезжал в Кузбасс. На всю жизнь осталась в доброй памяти работа на Новосергеевском, Бачатском, Краснобродском угольных разрезах. Поэтому, когда после окончания института появилась возможность распределиться в Кемеровскую область, я не задумываясь выбрал её.
Как
Эти годы отмечены бурным ростом экономической мощи Кузбасса. Во всех отраслях нужны были молодые, грамотные кадры. Хозяйственные и партийные органы, думаю, заметили мои способности и умение работать с людьми. Через год работы на шахте меня пригласил первый секретарь райкома партии А.С. Шаповалов.
Поинтересовавшись, как у меня складывается работа, как дела в семье, он неожиданно спросил:
– Как ты смотришь на перспективу своего роста? Да, мы знаем, что на хорошем счету на шахте, даже проект реконструкции разреза предложил, а комсомолия шахты избрала тебя в секретари.
Я ответил, что Владимир Васильевич Ржевский, ректор Московского горного института, дал мне наказ: «Через пару лет быть обязательно в аспирантуре института. Ты хорошо зарекомендовал себя, занимаясь наукой на кафедре открытых горных работ», – сказал он. Вот я теперь готовлюсь к сдаче экзаменов в аспирантуру, закончил Университет марксизма-ленинизма, – завершил я свою речь.
– Райком партии хотел бы предложить твою кандидатуру на пост первого секретаря райкома комсомола. Ты шахтер, район у нас шахтерский. Кому же, как не тебе, со знанием дела работать с молодежью?! Скоро у нас будет конференция, ты делегат. Не сомневаюсь, изберут. Впрягайся тогда!
На мои робкие отговорки, что в семье только что родился ребенок, жена, инженер-текстильщик, пока без работы, лишь спросил:
– А сколько ты сейчас получаешь со всеми начислениями?
Я ответил:
– Недавно получил отпускные. В среднем за месяц в году вышло около 3 тыс. рублей [4] .
4
Эти суммы получали в стране до денежной реформы.
– Да, – задумался Александр Спиридонович. – А у первого секретаря райкома комсомола всего 870 руб. в месяц. Но ты написал заявление о вступлении в члены КПСС, – продолжил он, – вот это будет тебе первое партийное поручение.
Вот так в корне были изменены мои планы на жизнь! В 1957 году я был избран первым секретарем Куйбышевского райкома комсомола города Сталинска. Этим было положено начало моей работы в молодежном и спортивном движении страны.
Трудно пришлось привыкать к той мизерной зарплате. Думаю, жена никак не думала, что с первых шагов нашей совместной жизни мы – два инженера – окажемся в такой ситуации.
Она окончила Ленинградский текстильный институт. Получила профессию инженера-технолога по прядению и ткачеству. Ей бы поехать поближе к хлопку, а тут суровая Сибирь.
Оглядываясь в прошлое, я бесконечно благодарен Людмиле Ивановне за понимание, терпение, преданность. Никто нам не стелил ковровых дорожек в жизни. Жили в шахтерском общежитии, в квартире для нескольких семей с туалетом за десятки метров от дома. Каково это сибирской зимой? Да разве я об этом пишу?!
Это сейчас иные бойкие писаки с вожделением рассказывают о комсомольских лидерах тех лет как о развратниках или, в лучшем случае, как о приспособленцах. А мы работали, растили детей, были верны доверию людей. И ничего у нас не было, кроме работы и верных товарищей.