Несколько минут после. Книга встреч
Шрифт:
Жизнь во второй ее половине
Говорят, что начинать никогда не поздно. В этой фразе есть красивое мужество, но это не всегда правда. Иногда начинать бывает особенно трудно: мешает прожитая жизнь.
До сорока восьми лет Раиса Аракчаа работала в магазине «Гастроном», в молочном отделе. Носила ящики с продуктами и пустой посудой. От ящиков болели руки, ломило поясницу. Но что было делать? Другой специальности она не имела. То, что Раиса Ажыевна вырезала из камня фигурки животных, представлялось ей баловством. Она занималась этим в редкие минуты отдыха – чтобы отвлечься и от однообразной работы, и от домашнего хозяйства. Она уходила к своим камням, как уходят в мечты. Здесь все было возможно: несколько
А в жизни, казалось, ничего изменить нельзя.
Еще раньше, до молочного отдела, Раиса Ажыевна пошла обычной дорогой женщины: в двадцать лет завела свою семью, ездила вслед за мужем, которого мотало по разным районам Тувы – был он то техническим секретарем, то учителем, директором начальной школы, то милиционером. А она работала поваром, техничкой, сидела дома с детьми. Жили в маленьких комнатушках, в холодных бараках, дети часто болели, двое умерли. Была ли она все-таки счастлива? Раиса Ажыевна не думала об этом. Так жили почти все ее подруги. Потом муж начал пить, уехал в Тоджу к другой женщине, денег присылал мало. Старшему сыну, Сергею, тогда было четырнадцать, Олегу – одиннадцать, Володе – четыре. Она пошла в магазин рабочей, потому что техничка получала на восемнадцать рублей меньше.
Жизнь человека богата на встречи, но счастливые – все же выпадают не часто. А если выпадают, то, случается, меняют течение бытия. В шестьдесят пятом Раиса Ажыевна поехала в южный аржан – так называют в Туве целебные ключи. Хотела отдохнуть, подлечиться. Но обрела большее – цель и смысл жизни. На берегу озера стояла палатка. Каждое утро из нее выходил старый человек, садился на раскладной стульчик и начинал резать фигурки из камня. Это был прославленный Хертек Той-бухаа – один из тех, кого потомки называют великими. Раиса Ажыевна пряталась за деревьями, не смея подойти ближе. Мастер работал сосредоточенно. Но иногда отрывался – долго смотрел на горы, озеро, находил там что-то для себя и возвращался к камню, покачивая головой. Наконец одна знакомая подвела Раису Ажыевну к Тойбухаа. Она получила право смотреть на волшебство открыто. Вблизи оно складывалось из суммы приемов. Повторить прием кажется легко, но не зря мастеров-волшебников мало. Была ли это учеба? В обычном смысле нет. Тойбухаа ничего ей специально не показывал. Но ничего не скрывал. Можно многое понять, если любишь – любовь дает новое зрение. А у нее это была именно любовь – забытая, детская, теперь ожившая. Мать Раи, рано потерявшая мужа, зарабатывала на жизнь «деревянным промыслом»: делала ведерки, корыта, ступы и другие вещи с оригинальным орнаментом. Рая помогала ей. Еще раньше, лет восьми, мастерила игрушки из коры для маленького брата, которого нянчила.
Тойбухаа редко смотрел на нее, но все понял. Сегодняшнее. Прошлое. А может, и будущее Раисы Ажыевны. Однажды он протянул ей кусок дерева, попросил вырезать коня, остался доволен. В последние дни ее отпуска они много говорили, Аракчаа делала все новые и новые работы, но пока только из дерева. Перед ее отъездом Тойбухаа, тяжело дышавший из-за мучившей его астмы, выдохнул: «Теперь можно браться за камень…»
Так кончилось ее короткое учение.
Ей оставались вечера и ночи – после магазина, стирки, кухни. Странно: она никому не показывала своих каменных животных. Даже не приходила мысль о каком-то общественном признании. Кто она такая? Малограмотная рабочая из молочного отдела; чтобы творить искусство, думала Раиса Ажыевна, есть люди пообразованнее и опытнее ее. Да и зачем гневить судьбу? Без того все хорошо. В магазине ею довольны: в шкафу лежат грамоты, медаль, ее портрет – на городской Доске почета. Сыновья растут хорошими, не хулиганят, даст бог, выучатся, женятся, пойдут дети. И еще – есть послушные рукам и душе камни…
Сыновья Раисы Ажыевны действительно становились взрослыми. И совершали поступки взрослых людей. Сергей, окончивший к тому времени художественное училище, отнес однажды работы матери Сергею Ланзы – известному живописцу, возглавлявшему Союз художников Тувы. Тот развел руками: «Талант…» А потом переспросил: «Делала женщина?» В республике среди резчиков по камню женщин не было.
Здесь можно закончить рассказ о ее жизни. Дальше это был бы в основном рассказ о ее успехах.
Но успехи сами по себе не главное в человеческой судьбе, если только человек не придает этому первостепенного значения. Главное – ощущение внутренней свободы, простора жизни, подвластного душе. Успехи можно просто перечислить.
Вскоре ее работы замелькали на выставках – зональных, республиканских, всесоюзных. Их начали покупать музеи.
Она получила медаль ВДНХ и стала заслуженным художником Тувы.
У нее появились свои ученики. Появились и исследователи.
Заезжие фоторепортеры спешат сделать несколько снимков Раисы Аракчаа – желательно в национальном костюме: экзотика!
Она ездит за границу. Раиса Ажыевна рассказывала мне, что, побывав в нескольких европейских странах, совсем не похожих на Туву, она думала: как, в сущности, одинаково живут люди – любят, ошибаются, умирают, всегда чего-то ждут.
Она стала знаменитой, но осталась скромной. Характер редко меняется, когда человеку перевалит за полвека. Она долго читала статьи о себе, словно о ком-то чужом. Никак не могла поверить, что за счастье работать с камнем могут платить деньги. Первое время казалось: кто-то придет, поправит, все станет, как прежде. И потому лишь через год после получения Государственной премии РСФСР имени Репина бросила работу в магазине. Там радовались ее известности, но дело есть дело: от ящиков не освободили. Только стали просить в свободное время украшать витрину.
Конечно, начинать никогда не поздно, но всегда непросто. Трудно стать мастером, недолго пробыв в учениках. Я думал: что же ей помогло? Потом понял: кроме таланта – серьезность, которой Раису Ажыевну выучила жизнь. Серьезность нужна грузчику не меньше, чем художнику. Иначе один легко растратит талант, другой – силы, здоровье.
Она традиционно для тувинского искусства верна анималистике. Здесь есть свои законы, своя диалектика: каждый поворот туловища, каждое движение животного должны соответствовать натуре, однако мертвый копи-изм убивает творчество… Раиса Ажыевна несколько лет в детстве пасла скот, те давние наблюдения отпечатались в памяти, но отпечатались не как застывшие фотографии; животные казались девочке персонажами сказок – они имели свой характер, радовались, печалились, совершали подвиги… Какой уж тут копиизм!
Человек оживляет камень,И навек оживает камень, —написал тувинский поэт Юрий Кюнзегеш. Оживить камень тяжело. Агальматолит, с которым в основном работают мастера Тувы, хрупок. Он крошится от неточных движений, почти не допускает переделок. Глаз резчика должен целиком видеть композицию, а рука твердо отсекать лишнее. Но есть и другая трудность. Это трудность, которую так и не смог преодолеть сказочный царь Мидас: к чему бы он ни прикасался, все превращалось в золото. Мертвое золото. Бывает мертвым и камень. Тут уж бесполезно делиться опытом. Вдохновению научить нельзя.
А работы Раисы Ажыевны живут.
Вот застыл перед схваткой могучий, не знающий пощады к противнику сарлык (так тувинцы называют яков). Но вот тот же сарлык устало приник к земле: может, обилие пролитой крови вдруг отрезвило его; а может быть, он постарел и предчувствует собственную горькую участь.
Ритмы жизни неизменны. Они повторяются из века в век. Они пронизывают все живое. Так было и так будет.
Неторопливой походкой отправится дальше мудрый конь, не пугаясь крутизны дороги.